Но так или иначе, а извиняться пришлось. И подполковник призвал себе на помощь все свое обаяние, с помощью которого он всегда успешно охмурял женщин. Правда, на этот раз перед ним сидели не бабы, а мужики и смотрели на него не столько враждебно, сколько с непонятной и раздражающей иронией, будто они все наперед знали.
Они отказались от чая и только поморщились, едва он начал приносить им свои извинения. Теребилин, у которого правая сторона лица была сплошным синяком — хорошо, хоть зубы целы остались, — процедил распухшими губами, что лично к нему, Затырину, они особых претензий не имеют, ну а что касается милиционеров, так про это будет отдельный разговор — и позже. И показали, что желали бы покинуть кабинет, где остывал гостеприимно струящийся парком чай в блестящих подстаканниках.
Подполковник, однако, не забыл передать свои горячие и искренние извинения и женам их, если отчасти и пострадавшим, то по совершенной случайности. Потом Затырин стал уверять поднявшихся из-за стола Теребилина и особенно Сороченко, почему-то взиравшего на него с откровенной насмешкой, что так просто это дело он конечно же не оставит и что за ложную информацию, из-за которой и разгорелся весь сыр-бор, будут строго наказаны его подчиненные.
— Поди, и дело уголовное заведете на них, да? — криво усмехаясь по причине тоже разбитых губ, спросил Сороченко.
— А как же! — горячо и искренне соврал подполковник.
— Ну тогда, может быть, и пистолет вернете? Если он уже вам не нужен.
— Без проблем! — поспешил заверить Затырин. — Уже проверили, никаких претензий к вам нет, ствол чистый.
И подполковник вернул им принесенные дежурным милиционером бумажные пакеты с отобранными вещами и документами. По поводу пистолета он, разумеется, загнул, никто его и не собирался проверять, да и времени для этого просто не было, но теперь-то чего уж? Покончить бы все разом, да и забыть поскорее.
И пока те разбирали свои вещи и рассовывали их по карманам, подполковник, изобразив на лице озабоченную, глубокую задумчивость, произнес монолог, не особо рассчитывая, впрочем, на внимание коммерсантов.
— Вот жалуются, бывает, на нас... на нашу службу. Неаккуратно, мол, действуют, не по закону... Но ведь, если вдуматься, чтоб действовать строго в рамках, им нужно, — Затырин сделал ударение на последнем «о», — образование! Интеллигентность! А откуда их взять, если у кадров поголовно неполное среднее? В лучшем случае. Попадаются и совсем тупые, неотесанные. Из деревни— в армию, а там, известное дело, не с людьми работают, а с техникой. «Калаш» в руках держать научат — и, считай, отслужил, отдал долг Родине. И куда ему потом идти? Если не к братве, то к нам. А у нас зарплаты маленькие, чтоб на них книжки читать! Вот и хлопнет иной с устатку стакан — да на бабу, извиняюсь. Тут тебе и вся культура. До стыда иной раз доходит... А с другой стороны, разве мало у нас богатых людей, за которых они жизнями, случается, рискуют?.. Нам бы кто помощь оказал... Мы б и от материальной не отказались, хороший телевизор купили бы, на лекции бы приглашали, приличной жизни учили... Но что-то нет таких желающих... — Подполковник тяжко вздохнул и огорченно покачал красивой своей головой с благородно седеющими висками.