— Ну и чего он, как отреагировал?
— Не поверишь, — снова расплылся в улыбке Керимов, — притих. Однако сейчас увидим.
«Жаль, что так получилось», — думал между тем Затырин. Своей опережающей информированностью прокурор лишил его веских доводов, с помощью которых он мог бы не только скинуть с себя обвинения в связи с сорванной операцией, но даже в определенном смысле воткнуть мэру перо в зад, чтоб потом поглядеть, как тот станет выкручиваться и оправдываться в собственных непродуманных распоряжениях.
Появился заместитель мэра Иван Порфирьевич Сажин и, заглянув в кабинет начальства, обернулся и махнул рукой: заходим!
Не здороваясь ни с кем из четверых, просто кивая каждому, а на Затырина даже и не взглянув, мэр, показал, чтобы все рассаживались.
— Посоветоваться хочу, — пробурчал он, не поднимая глаз от полированной поверхности стола, на котором не было ни единой бумажки, — ситуация неподконтрольная... Давай рассказывай... — И после короткой паузы добавил: — Павел Петрович. Что у тебя творится в отделе?
— Да вы ж, как я понимаю, в курсе, — решив держаться максимально спокойно, чтобы не дать и мэру повысить на себя голос, потому что он мог тогда сорваться и наговорить бог знает чего. — А для товарищей... Если в двух словах...
— Не надо повторять уже известного, — прорычал мэр. — Ты по делу. Свои соображения! Как, что и почему? И выводы... чтоб не тянуть дорогое у всех время.
«Ишь ты, как ставит вопрос! Я же еще, выходит, и виноват! Ну уж хренушки!»
И Затырин, набрав в грудь воздуха, чтобы окончательно успокоиться, начал нарочито негромко и словно отстраненно пересказывать вчерашние события, которые начались в полном соответствии с принятыми решениями — Затырин не стал подчеркивать, кем конкретно они были приняты, просто отметил, — а закончились полным афронтом.
Очень к месту пришлось старинное слово, характеризующее поступки, задуманные с определенно благородными намерениями, но приведшие к неожиданному моральному проигрышу.
Судье все рассказанное, как заметил подполковник, вероятно, было до фонаря, его и пригласил-то к себе мэр наверняка не столько с целью проинформировать, сколько из каких-то иных, более важных для себя соображений. Короткими пальцами Слепнев поигрывал очками на полированном столе, его сонно прикрытые глазки были обращены в сторону окна, а неспокойное душевное состояние изредка выдавали тревожные вздохи. Что же его волновало?
Умный человек, прокурор Керимов — тот сразу понял смысл произнесенного слова «афронт», а также и адрес угадал, по которому оно прозвучало. На его плоском лице застыла дежурная усмешка, и глаза щурились будто от ослепительного солнца, которого на самом деле и в помине не было.