Создавалось впечатление, что вся большая гостиная находится внутри гигантского косяка с дурью, чтобы вести оттуда наблюдение и одновременно кайфовать. На мясистых рожах засверкали трусливые улыбочки, скрывавшие ожидание. Мрачное молчание Барона заставило их активизировать свои мужские гормоны. Сонные тетери, в хлам пьяные, вдруг просветлели, а некоторые даже обрели рассудок, хотя далось им это нелегко. Властелин кивнул собравшимся и с видом утомленного монстра направился к потрепанному креслу, в котором расположилась Даница, одетая, вполне соответственно случаю, в черные брюки и черную водолазку. Ее отражение казалось уравновешенным, хотя она сама отсутствовала уже давно. Даница дала понять, что заметила наш приход, не отрывая при этом взгляда от пепла на конце своей сигареты. В это мгновение, с погасшей, наполовину невыкуренной сигаретой, она была как засунутая куда-то за ненадобностью икона. Отвергнутая икона, которая перестала верить в чудеса.
«Вижу, ты скучаешь», Барон зуммировал равнодушное оцепенение Даницы.
«Теперь нет», сказала она обкуренным голосом и положила сигарету на блюдо, полное шоколадных конфет.
Прощупывание набирало обороты. Барон развел руками и сказал: «Я познакомился с твоим тайным ебарем. Симпатичный малый, но, правда, он сильно раскаивается».
«По-моему, раскаивается каждый, кто с тобой свяжется, разве нет?»
Барон улыбался очень, очень покровительственно: «Думаю, эти парни не будут раскаиваться, что связались со мной. Сегодня их ночь. И не только ночь, но и ты. Они охотятся для меня, и они заслужили попользоваться чем-нибудь из моего заповедника».
«Неужели тебя так потряс один трах?» Она театрально изобразила удивление, прикрыв ладонью рот. «Точнее, каких-то пять-шесть трахов?».
Они препирались как муж с женой после третьего развода.
«Ну, ты ему вставила», Барон зацокал языком, засовывая руки в карманы. «Можно подумать, что у тебя вместо пизды яйца».
«А у меня и то, и другое», сказала она совершенно спокойно.
«Скоро у тебя будет еще и много членов. Посмотри, сколько их здесь». Барон огляделся по сторонам. Он казался самым одиноким человеком в мире.
«Неужели ты не смог придумать ничего более пидерского?». Ее удивление был безграничным.
«Мог», прошипел он и замахнулся. Послышался звук пощечины. Как оборвавшиеся аплодисменты. Хозяйская, показательная пощечина. Она так и подпрыгнула в кресле, и если бы была выше ростом, он мог бы поймать ее в объятия.
«Видишь, мог», он схватил ее за подбородок, словно собирался пересчитать ей зубы.
Я увидел размазанный макияж, следы крови. Не знаю, что видела она.