«Вытрись», сказал он с отвращением.
Она сосала разбитую губу. Откровенно и грубо. Никому из бригады не было никакого дела до стиля. Они ждали, чтобы хозяин проорался, выпустил пар, разобрался со своей проблемой. Беда только в том, что ему особенно не с чем было и разбираться. Прелюбодеяние, обман, предательство — в мире Барона таким вещам не придавали особого значения, в противном случае можно было показаться слабаком. Человек без лица был в ярости из-за своей собственной ярости. Его маска смялась в нескольких местах сразу, когда он сказал загробным голосом: «Иди в комнату и приготовься принять парней». И показал пальцем на одну из дверей в коридоре. «Связывать тебя я не стану. Я тебе верю». Маска снова замерзла и стала неподвижной. Она посмотрела на него как-то очень перекосившись, широко раскрыв глаза, приоткрыв рот, тонкая вена на ее великолепно вылепленной шее набухла.
«Нечего пялиться», прошипел Барон, и она покорно опустила веки в знак послушания перед своим господином. Кроткая, слабая женщина, волоча ноги, побрела из гостиной. В ее пошатывающейся походке была какая-то вывихнутая грациозность.
Ну, хорошо, хотя бы не будет экзекуции прямо на обеденном столе, подумал я, когда она удалилась. Стол стоял под огромной люстрой, висящей так низко, что у нас поджарились бы задницы.
Мы оторопело переглядывались. Я видел, что всем очень неловко. Барон вел себя все более по-баронски. «Ну-ка, пободрее, будьте мужчинами. Смотрите, не осрамите меня там». Он хотел этим сказать: кто угощает, тот вправе требовать отдачи. Бригада задумалась. Кто-то потихоньку опрокидывал по несколько рюмок подряд, кто-то стыдливо потирал ляжки, а кто-то наспех поправлял прическу. «Вас что, парализовало? Пошли-пошли-пошли, один за другим, быстро, тоже мне, стыдливые целки!», Барон подкалывал их, и они принялись подкалывать друг друга.
Наконец, поразвлечься выдвинулся первый, правда, выглядел он так, будто направляется в шахтерский забой, только без каски и лампы. Пистолет торчал у него из-под рубашки, засунутый за ремень прямо по голой коже. Но никто не произнес ни слова. Оставшиеся растягивали рты в неестественные улыбки, которые означали и одобрение болельщиков, и дружеский подъеб.
«Бум-бум-бум», из-за музыки ничего нельзя было услышать. «Смотрите, не распаляйтесь раньше времени», сказал Барон, скручивая косяк из шита своей коллекции. Поговаривали, что именно из-за Барона цена «афганца» взлетела до небес. Он взвинчивал цены, чтобы отпугнуть покупателей и оставить побольше для себя. С кротким выражением лица он сконцентрировался на своем джойнте