, потихоньку квася пиво из банки, которую сжимал так сильно, что она деформировалась. Должно быть, и Хайле Селассие
[33] там, на небе, сидя в такой же позе, так же наслаждался, слушая Марли и Тоша, которые дуэтом исповедовались, оговаривая друг друга. Вскоре регги зазвучал и у нас, внизу. Что было совсем файн
[34], потому что он что-то бормотал вместо нас.
Я лил в себя все, что попадалось под руку. Я умышленно мешал все подряд, но мне никак не удавалось вырубиться. Мозг продолжал работать, кишки переваривать, ноги ступать, все во мне было на своем месте. Я чувствовал шепот крови, которая мне говорила: тебе отсюда не выбраться, тебе от них не избавиться. Ёб твою мать, отборная дружина проявила себя как отборная химия: вся моя бетонная оболочка оказалась разъедена, а я полностью выпал в осадок.
Под бесконечный барабанный ритм регги тот, первый, вышел из комнаты. Его рубашка была заправлена в брюки и застегнута до самого воротника. Он тщательно привел себя в порядок, прежде чем вернуться. Никто не сказал ни слова, ни музыка, ни летние мясные мухи. Все краем глаза поглядывали на Барона — властелин щурился и кайфовал, или делал вид, что кайфует. Никаких комментариев или команд не последовало.
С некоторой неуверенностью, что-то бормоча себе под нос, в комнату направился следующий, он поводил плечами, видимо считая, что так делают настоящие самцы. Вообще, мне казалось, что все старались выглядеть как можно менее распаленными. А выглядели, в некотором смысле, даже жалко. Выполняли задание, отрабатывали смену с хозяйской сучкой, чтобы удовлетворить хозяина.
Я два раза сходил поссать, я слонялся по квартире, но тянуть до бесконечности было невозможно…
Она лежала на животе на кровати без постельного белья, голая и мелкая. Я сел на край кровати, зажав руки между коленей и глядя в сторону. Мне стало чуть легче, когда я увидел переброшенное через спинку стула одеяло. От прикосновения одеяла она шевельнулась. Приподнялась на локтях, лениво закинув назад голову. Она смотрела на меня так, как будто я появился из ниоткуда, как будто я кто-то то ли знакомый, то ли незнакомый, как будто я невидимый и лишний. И это было единственной правдой в той напряженной ночи.
Ее глаза лани глубоко ввалились, но одна слеза все-таки появилась и покатилась по щеке.
«Паломник», прошептала она и перевернулась на бок. «Извини, меня что-то трясет».
«Без проблем, трясет так трясет», брякнул я только затем, чтобы превозмочь жалость и дотронулся до ее поджатого, обессилевшего бедра. Ее голова сползла с подушки. Что-то давило на нее сверху. Что-то более печальное, чем сама печаль. Язык у меня во рту отяжелел, но это не помогло мне удержаться от идиотского вопроса: «Как ты?», который звучал как стон, наш с ней общий стон.