Было время обеда, и бойцы, сидя за врытым в землю столом под грязной маскировочной сеткой, энергично работали ложками. Щербо вышел на крыльцо и присел на выскобленные до блеска деревянные ступени. Неожиданно ласковое солнце заставляло все мышцы сладко млеть, навевало дрёму. Он опять мысленно вернулся к трагическому событию, настолько внезапному, что буквально выбившего его, привыкшего к любым неожиданностям, из повседневного ритма. Даже предельная сосредоточенность перед заданием, такая привычная до сих пор, отступала перед вихрем мыслей и чувств. Хотя внешне он оставался прежним осмотрительным, рассудительным майором, который, казалось, излучал спокойное непоколебимое достоинство.
Неподалёку весело копошилась стайка воробьёв, и их беспечное чириканье, казалось, вселяло веру в жизнь.
Ладно, сказал он себе, что было, — то прошло, а готов ли ты к бою сейчас? С врагами Украины! С гитлеризмом! Кровью придётся платить. Но не Сталину! Из горла вырвался горестный вздох. Как всё невероятно и причудливо переплелось...
— Пускай, брат. А мы будем смеяться и плакать...
А дальше, если удастся унести голову целой и невредимой... поглядим. Бог не выдаст, свинья не съест.
Дневник начальника секретного экспедиционного отряда «Арктика» Абверабтайлунг[1] майора Йозефа Гревера:
«...«Всё идёт по плану: из блоков собрана и утеплена «обсерватория», как я ее называю, установлен генератор, налажены лебёдки. Рейки снегомеров весьма оживили белизну пейзажа. Встала на ножки метеобудка. Сегодня укрепили дождемер. Придётся распределять усилия, делиться опытом с обер-лейтенантом Эрслебеном, он в Арктике новичок. Так что всё обустройство на мне...»
«... В июле — пять полностью ясных дней, двенадцать — полностью облачных, двадцать один день — с туманом, средняя температура — минус четыре и пять десятых градуса по Цельсию. Скорость ветра на высоте один метр — одиннадцать метров в секунду».
«... Согревает мысль, что мы не одиноки в этих ледяных просторах, хотя о нас знают немногие. Наши гидрографы-метеорологи работают сейчас и на Новой Земле, и в Гренландии, и на Земле Франца-Иосифа. Но что писать родным? Мы сыты, в тепле, с электричеством. И, самое главное — здесь не стреляют. А на фронтах нелегко... И, хотя, следовало бы писать правду ради их же спокойствия, но это невозможно. Да и когда они получат мои письма? Конечно, здесь не курорт, даже пейзажи — не для неженок, и всё-таки это лучше, чем в восточной мясорубке. Мы — на периферии войны. А свежего воздуха здесь!..»
«... Здесь совсем иная картина оледенения, нежели в Гималаях. А я, слава Богу, могу записать на свой «боевой счёт» таких ледяных исполинов, как Ганготри и Зему, да и площадь оледенения массива Нангапарбат — шестьсот девяносто квадратных километров! Но здесь — настоящая ледовая феерия! Альману и Свердрупу