Первый же вопрос, заданный Александром Борисовичем вору в законе Михо Старому, которого доставили в следственный кабинет Бутырского СИЗО, видимо, показался тому издевательским. Но у Турецкого имелись на то веские причины.
— Как вас здесь содержат, Михаил Спиридонович? Жалобы имеете?
Гуцерия мрачно, исподлобья уставился на следователя и ничего не ответил, только безразлично пожал плечами.
Турецкий представился, ожидая, что должность помощника генерального прокурора произведет впечатление на этого угрюмого пожилого мужика, явно отправленного на нары за преступление, которого он не совершал. Нет, отреагировал совершенно индифферентно. Значит, либо смирился со своим положением, либо четко соблюдает определенную договоренность с тем, кто его сюда отправил…
А отправил-то, и это было известно, Вадим Михайлович Лыков. Снова он!
Долго размышлял на эту тему Александр Борисович и пришел к выводу, что Гуцерия либо знает гораздо больше того, что было изложено в его показаниях против «крупного наркодельца» Анатолия Юркина, либо ему вообще ни черта не известно. И эти «показания» вполне могли быть подсказанными. Мол, ты нам говоришь то-то и то-то, а мы тебе за это, соответственно, тоже идем навстречу. Не новость в следственной практике. А вывод такой сделал Турецкий, когда внимательно посмотрел протокол допроса этого «законника», копию которого доставил ему Юра Гордеев, и не нашел там никаких конкретных доказательств того, что Юркин действительно занимался организацией наркотрафика, причем в особо крупных размерах. Одни общие слова, типа «мне известно, что» или «он сам сказал, когда мы встретились». От кого известно, где и когда встречались — на выяснение этих основополагающих вопросов, на которых, собственно, и должна была строиться доказательная база обвинения, у следствия, видимо, не хватило ни времени, ни желания. Туфта, короче. Таким вот образом можно обвинить любого прохожего в том, что он маньяк-насильник, лишь по той причине, что он кому-то случайно показался похожим на кого-то.