Морозов отправился позавтракать в столовую автовокзала. К его столику подошел пожилой мужчина с кружкой пенистого пива в руке.
— Товарищ, — обратился он, — не слышали, на Гавриловку на 10.15 еще не объявляли посадку?
— Нет, не объявляли. А вы сами из Гавриловки?
— Да, оттуда. Бывали у нас?
— Приходилось. Чудесные у вас места. А какая рыбалка! Спиридона Никитовича Макаренко знаете?
— А как же, почти сосед, вместе партизанили. Хороший мужик.
— Я жил у него на квартире. Передайте ему привет от Морозова.
— Обязательно передам.
— Что нового в селе?
— Да все то же, — махнул рукой старик. — Правда, музей переехал в новое здание, а там сейчас сельсовет.
— Достроили наконец…
И вдруг Морозов вспомнил… Конечно, именно там, в Гавриловском музее, он видел две картины местного художника! На одной…
Александр Иванович закрыл глаза и ясно увидел картину…
— Ты что? Нехорошо тебе? — испугался дед.
Но Морозов ничего не ответил. Он быстро выбежал из столовой на улицу. Скорее, скорее в гостиницу!
Дверь номера была приоткрыта. Едва переступив порог, Морозов, еще тяжело дыша от быстрой ходьбы, закричал:
— Вспомнил, вспомнил! Степан Иванович, вспомнил!
Савицкий замер на месте.
— Ну… — выдохнул он.
— В прошлом году, осенью, я производил съемку берега реки в селе Гавриловка. Это в шестидесяти километрах отсюда. Там, в музее, я обратил внимание на две картины, написанные местным художником, майором-отставником. На одной — колонна пленных красноармейцев движется по пыльной дороге в сопровождении эсэсовцев с собаками. Изможденные, окровавленные и оборванные солдаты. Среди них выделяется лицо одного бойца с забинтованной головой. Плотно сжатые губы, горящий ненавистью взгляд обращен в сторону проезжающей мимо открытой легковой автомашины. В ней — два немецких офицера: мужчина и женщина.
На другой — эта же женщина лежит на армейской плащ-палатке, а вокруг нее стоят с обнаженными головами партизаны. На заднем плане — горящая фашистская машина. Рядом, на дороге, два трупа офицеров СС. Женщина на картинах и у вас на фото — одна и та же.
Морозов вытер лоб платком и посмотрел на Савицкого. Тот, бледный, сидел на кровати и молчал. Александр Иванович налил в стакан воды и поднес ему.
— Не надо. Едем в Гавриловку, — хрипло произнес Савицкий.
На автовокзале оказалось, что автобуса на Гавриловку в этот день больше не будет.
— Что делать? — спросил Морозов.
— Возьмем такси, — решительно сказал Степан Иванович.
И вот они в Гавриловке, у здания музея. В его новом помещении Морозов еще не был. Зал, посвященный Великой Отечественной войне, нашел не сразу. Боялся, не напутал ли чего. Но как только они вошли в зал, Александр Иванович сразу же увидел нужные картины.