Она явно испытывала неловкость.
— Позволь мне, — предложил Коналл и щедро наполнил ее тарелку кусками жареной баранины и картофелем.
— Достаточно, — рассмеялась она. — Я не могу столько съесть. Может, остальное отдать Декстеру?
Коналл рассмеялся:
— О, о нем не беспокойся. Декстера ждет настоящий пир.
Положив мясо в другую тарелку, Коналл поставил ее перед пойнтером. Собака тут же отправила мясо в пасть.
Шона ела более сдержанно, хотя, как подозревал Коналл, была не менее голодной, чем его пес. Она с помощью ножа и вилки порезала мясо на ломтики и ела с почти показной благообразностью, как будто хотела продемонстрировать ему свои аристократические манеры. И в то же время едва не урчала от удовольствия, поскольку была голодна.
Коналл сел напротив и налил себе немного вина.
— Нужно обладать незаурядной отвагой, чтобы восстать против ружья егеря. Я до сих пор не знаю, что это было: демонстрация храбрости или безрассудства.
От свечи на столе на ее черты падали золотистые отблески.
— А вы как думаете?
Он вздохнул:
— И то и другое, полагаю. Твоя преданность меня восхищает, особенно если учесть, что утро мы начали со скандала. Но зачем ты так рисковала во имя спасения моей собаки?
Шона лишь пожала плечами, оставив ответ при себе.
Разглядывая ее, он поставил локоть на стол.
— Баннерман считает, что тебя стоит наказать.
— За что?
— За несоблюдение субординации. Открытый вызов егерю, неповиновение миссис Доэрти, непризнание старшинства самого Баннермана.
— Я только хотела спасти собаку. А никто другой, похоже, этого не хотел.
Ее губы сложились в прелестную гримасу обиды. Коналлу нравилась ее обворожительная манера растягивать гласные. Она произнесла не «только», а «то‑о‑лько».
— Я согласен с тобой и по этой причине приму противоположное решение и предложу награду.
— Правда? — Шона улыбнулась и вытерла губы кончиками двух пальцев. — Что за награду?
Чувственность жеста, каким она коснулась своего рта, опалила его огнем, и ему захотелось попробовать вкус еды на ее губах.
— Не знаю. А чего бы ты сама хотела?
Опустив веки, Шона погрузилась в раздумье. Когда вновь открыла глаза, то игривой Шоны не стало.
— Нашу свободу.
Улыбка исчезла с его лица.
— Прошу прощения?
— Для Уиллоу и меня. Разорвите наши контракты об обучении. Освободите от обязательств и отпустите нас.
На такой ответ он не рассчитывал.
— Я не могу этого сделать, — ответил Коналл.
— Почему? — спросила она.
— Потому что… вы обе не достигли совершеннолетия. Мой долг как вашего хозяина заботиться о вас…
— Об этом никто не узнает.
Его долг не имел никакого отношения к его решению. Правда состояла в том, что он просто не хотел этого делать. Шона зажгла в нем какую‑то искру, и он хотел продолжения, разрази его гром.