Это есть здесь у всех. Конечно, я говорю о центре города и об определенном слое людей.
Понятно, что я не имею в виду «лимиту» с заводов, получившую квартиры в новостройках. И не их детей. Там этого ничего нет. Там полное «манкуртство»… Деревню, из которой они приехали — презирают. Город, в котором живут сейчас — не знают и не понимают. Так и живут, неприкаянные, пока не помрут.
Но здесь-то, в квартире у Людмилы, явно жили не лимитчики. Об этом говорило очень многое. Вот только со стариной у них что-то не в ладах.
Ни одной картины на стенах. Ни одной статуэтки.
Я огляделся в комнате, куда она меня привела. Ни одной книги. Даже книжных полок нет.
Потом я убедился в том, что книг нет и в других комнатах тоже. Только в детской, на секретере дочери — стопка книг, но то были школьные учебники. Не вполне книги…
Ублюдочная культура.
Людмила вышла ко мне в длинном пеньюаре. Она уже успела скинуть с себя платье, и теперь она была почти вся обнажена. Голыми были ее плечи — белые, полные, как у кустодиевской купчихи, руки — мягкие, округлых форм…
Она легла на диван прямо передо мной и улыбнулась.
— Мне кажется, что вы плохо рассмотрели в тот раз кое-что, — сказала она. — А то все глаза, глаза… Есть у меня и получше что-то. Смотри. — Она подняла пеньюар и развела оголившиеся колени…
* * *
Утром я уехал домой и завалился спать. Устал я так, как никогда не уставал во время своих ночных приемов.
Спал я до середины дня. Только в начале третьего меня разбудила мама. Она всегда будила меня, иначе я мог бы так проспать до самого вечера.
И утро в полночь обратя
Спокойно спит в тени блаженной
Забав и роскоши дитя.
Этими словами она часто будила меня, сравнивая с Евгением Онегиным. Вот только, как правило, я спал так после работы. Но в данном случае сравнивать меня с Онегиным было вполне правомерно.
Людмила буквально истерзала меня ночью. Она набрасывалась на меня, как ненасытная кошка, и даже издавала при этом какие-то характерные кошачьи звуки — то урчание удовольствия, то вопли страсти…
Через день она позвонила мне и пригласила к себе вновь. Она держалась совершенно непринужденно и не стеснялась.
Я был просто заворожен ее темпераментом. Для меня было что-то удивительное во всем этом приключении. И в том, как оно началось — тоже.
Прежде всего, никогда у меня не было романов с моими пациентками. Для меня это было дико. Все-таки я ведь не стоматолог и не косметолог… У меня довольно специфическая направленность.
И потом, ее инициатива. Мне прежде приходилось слышать о том, что иногда дамы берут инициативу и смело предлагают приглянувшимся им мужчинам себя. Но столкнулся с этим я впервые.