— В чем дело? — выкрикнул он. — Вы расспрашиваете меня, потому что волнуетесь, правда? Почему вы волнуетесь за меня? Почему вы волнуетесь за нас?
Холлоранн положил на плечи малышу крупные темные руки.
— Перестань, — сказал он. — Наверное, все нормально. А если и есть что-то… так у тебя в голове, Дэнни, ого-го какая штука. Такая, что тебе до нее еще расти да расти, вот как. Потому надо держать хвост морковкой.
— Но я не понимаю! — взорвался Дэнни. — Я понимаю, но не понимаю! Люди… люди чувствуют всякое. А я чувствую их, но не понимаю, что я чувствую! — Он с несчастным видом уперся взглядом себе в колени. — Я хотел бы уметь читать. Иногда Тони показывает мне надписи, а я их еле прочитываю.
— Кто такой Тони? — повторил Холлоранн.
— Мама с папой называют его моим «невидимым приятелем», — ответил Дэнни, тщательно воспроизводя слова. — Но на самом деле он настоящий. По крайней мере я так думаю. Когда я по правде сильно стараюсь что-нибудь понять, он иногда приходит. И я как будто падаю в обморок, только… там бывают видения, как вы говорите. — Он взглянул на Холлоранна и сглотнул. — Раньше всегда приятные. А теперь… не помню, как называются сны, когда пугаешься и плачешь?
— Кошмары? — спросил Холлоранн.
— Да. Правильно. Кошмары.
— Про этот отель? Про «Оверлук»?
Дэнни снова опустил глаза к своей руке с «сосательным» пальцем.
— Да, — прошептал он. Потом, глядя вверх, в лицо Холлоранну, заговорил пронзительным голоском: — Но я не могу рассказать все это папе, и вы тоже не можете! Ему пришлось взяться за эту работу, потому что дядя Эл не смог найти ему никакую другую, а папе надо закончить пьесу, а то он опять может начать Плохо Поступать, а я знаю, что это такое, это значит — напиваться, вот что, он всегда напивался, а это плохо! — Дэнни умолк, готовый расплакаться.
— Ш-ш-ш, — сказал Холлоранн и прижал личико Дэнни к шершавой ткани пиджака. От него слабо пахло нафталином. — Ничего, сынок. А ежели пальчику нравится у тебя во рту, пускай забирается, куда ему охота. — Но лицо его было встревоженным.
— Твой дар, сынок… я называю словом «сияние», — сказал он, — Библия — «видениями», а ученые — «предвидением». Я много читал об этом, сынок. Специально. И означает все это одно — видеть будущее.
Дэнни кивнул, не отрываясь от пиджака Холлоранна.
— Помню, раз я так засиял, что сильней ни до, ни после не бывало… этого мне не забыть. В пятьдесят пятом. Я тогда служил в армии, за морями, на военной базе в Западной Германии. До ужина оставался час, а я стоял у раковины и дрючил одного салагу за то, что картошку чистит слишком толсто. «Эй, — говорю, — ну-ка погляди, как это делается». Он протягивает мне картошку и ножик, и тут кухня пропадает. Целиком. Хлоп — и нету. Говоришь, тебе перед… видениями этот Тони является?