Дэнни кивнул.
Холлоранн обнял его одной рукой.
— А мне мерещится запах апельсинов. Весь тот день пахло апельсинами, а мне это было ни к чему, потому что они входили в меню ужина — мы получили тридцать ящиков из Валенсии. В тот вечер все в проклятой кухне провоняло апельсинами.
Я на секунду вроде как отключился. А потом услышал взрыв и увидел пламя. Крики. Сирены. И еще зашипело — так шипит только пар. Потом я вроде бы чуть подвинулся ко всему этому и увидел сошедший с рельсов вагон, он лежал на боку, и написано было: Железная дорога Джорджия и Южная Каролина. Тут меня осенило, я понял: на этом поезде ехал мой брат Карл, а поезд соскочил с рельсов и брат погиб. Вот прямо так. Потом все исчезло, а передо мной — этот перепуганный тупой салажонок, все протягивает мне картошку с ножиком и говорит: «Сержант, ты в норме?» А я говорю: «Нет, только что в Джорджии погиб мой брат». Дозвонился я наконец до мамочки по междугородному телефону, и она рассказала мне, как это было.
Но, видишь ли, мальчуган, я это уже знал.
Холлоранн медленно покачал головой, отгоняя воспоминание, и сверху вниз заглянул в широко раскрытые глаза мальчика.
— Но запомнить тебе, малыш, надо вот что: такие штуки не всегда сбываются. Помню, всего четыре года назад я работал поваром в лагере для мальчиков на Длинном озере, в Мэне. Вот сижу я в Логанском аэропорту, жду посадку на свой рейс, и тут запахло апельсинами. Впервые лет, наверное, за пять. Вот я и говорю себе: «Господи, что ж будет в этом ненормальном ночном шоу дальше?» — и отправляюсь в туалет, и сажусь на унитаз, чтоб побыть одному. Сознания не теряю, но появляется у меня ощущение, что мой самолет разобьется, и делается оно все сильней и сильней. А потом пропадает вместе с запахом апельсинов, и делается ясно, что все кончилось. Я вернулся к кассам авиалиний «Дельта» и поменял свой рейс на другой, через три часа. И знаешь, что было?
— Что? — прошептал Дэнни.
— Ничего! — сказал Холлоранн и рассмеялся. Он с облегчением увидел, что и мальчик слабо улыбнулся. — Ничегошеньки! Самолет сел как по маслу и точно по расписанию. Вот видишь… бывает, предчувствия ничем не кончаются.
— О, — сказал Дэнни.
— Или возьми скачки. Я часто хожу на скачки и обычно играю очень неплохо. Когда они отправляются на старт, я стою у ограды и иногда сияние мне подсказывает, так, чуть-чуть: та лошадь или эта. Обычно такое чутье дает прилично заработать. Я всегда твержу себе: в один прекрасный день ты угадаешь трех лошадей в трех больших заездах и получишь на этом такие деньжищи, что можно будет рано уйти на пенсию. До сих пор это еще не сбылось. Зато много раз я возвращался домой с ипподрома не на такси, а на своих двоих с совершенно плоским бумажником. Никто не сияет все время, кроме, может, Господа на небесах.