Он взял из чугунка горячую картошину и ушел.
Когда сели завтракать, дед оглянулся на пустое Шуркино место и с удивлением спросил:
— А парнишка где же?
— Как где? — ответила Алёнушка. — Да ведь вы же его послали!
— Куда мы его послали? Кто его послал?
Дед оглянулся на партизан — никто никуда не посылал Шурку.
Тогда дед хлопнул рукой по столу:
— Ах, чертенок! Да ведь это он в Денисово убежал!
В Денисове топились печки. Светлосиреневый дым поднимался над белыми крышами.
Шурка дошел до речки. Возле проруби, куда денисовские, приходят за водой, Шурка остановился и стал ждать. Над его головой с белых мохнатых от инея веток сеялись тонкие морозные иголочки.
Вскоре на снеговой тропинке показалась женщина с ведром. Она задумчиво спустилась к проруби. Шурка вышел ей навстречу.
— Ты откуда? — тревожно спросила она.
— Из Назарова, — ответил Шурка, — к бабушке Дубковой иду.
— Да у нас же немцы!
— А у нас тоже. У меня мать угнали.
— Значит, к бабке пробираешься? Ну что ж, пойдем вместе.
Шурка шел сзади. Женщина свернула к своему дому, а Шурка не спеша пошел по улице, будто он весь век тут прожил.
Он шел, глядел по сторонам и не узнавал Денисова. Огромные крытые машины стояли у дворов. Шумели и трещали мотоциклы. Пахло бензином. Снег на улице был заезжен и затоптан. И всюду — возле дворов, у машин, у колодца — всюду ходили и толпились чужие, враждебные люди в зеленых шинелях. Они разговаривали громко, словно хозяева. Выкрикивали какие-то непонятные слова, чему-то смеялись. И Шурке подумалось, что веселая деревня Денисово стала чужой, неприветливой и даже страшной.
Из-за угла одной избы раздался слабый короткий свист. Шурка оглянулся. Там под навесом стояли его денисовские приятели — Женька Горюн и Федюнька Славин. Шурка подошел к ним.
Ребята обрадовались ему.
— Как пробрался? Ведь на дорогах мины! У нас один подорвался.
И принялись рассказывать новости. У Женьки Горюна немцы всех из избы выгнали, теперь они в овчарнике живут. А Славины и вовсе в землянке. Печку из глины сложили, а стены в землянке мокрые, и от печки дымно. А в их новой избе какие-то важные немецкие начальники поселились. Эх, зря только крыльцо такой хорошей красной краской покрасили!
— Возле дома день и ночь караул стоит на часах. К нашей избе теперь и подойти нельзя. А у вас?
Шурка понурил голову.
— А у нас и вовсе никого в деревне не осталось. Угнали. Только стены стоят.
— А как же ты будешь?
— Я-то? О!..
И только хотел похвастаться Шурка своей судьбой и своими друзьями, как вспомнил, что и дед, и Чилим, и все партизаны строго наказывали ему никогда и никому не говорить про их лесную избушку.