Еще маячила перед Айсеном иная возможность: служба в школе, уже в другом качестве. Но и в этом случае, ему удалили бы яички, что бы сохранив потенцию, избежать эякуляции. Наверное, это было бы хуже всего: помимо того, что Айсен до ночных кошмаров боялся стать евнухом, он не чувствовал в себе даже малейшего желания взять кого-нибудь из своих товарищей по несчастью, хотя такое случалось часто. Покорность все же приживалась не у всех.
Переживая свою негодность, он знал в чем ее причина, почему его так долго не желали покупать: он так и не научился находить удовольствие в услаждении хозяев. Такое случалось. Бывало, что некоторые мальчики не выдерживали обучения, пытались бежать или кончали с собой. К добру или к худу, Айсен был не из таких. Единожды увидев наказание для беглеца - живого мальчика, которого привезли вместе с ним, растерзали дикие кошки, он просто смирился со своей участью, решив принять судьбу, какая бы она не была, раз он не в силах изменить ее.
Он старался услужить, но видимо то, что он старается за страх, а не за совесть было слишком очевидно! Так что Айсен оставался последним из своих однолеток в школе Бабудай-аги, несмотря на то, что считался одним из самых красивых.
Школа хотя и была кошмаром - зато привычным. А сейчас он шел в дом своего нового господина не только с облегчением, но и с испугом.
Спустя каким-то часом позже, запертый в подвале, он уже проклинал свою судьбу. Айсену было плохо - его господин, его первый настоящий мужчина, оказался чудовищно груб. Едва увидев приведенного к нему юношу, он резко приказал опуститься на четвереньки, что Айсен немедленно выполнил. На нем не было никакой одежды, но за 8 лет в школе юноша привык ходить нагим, и уже давно перестал испытывать стеснение по этому поводу.
Он лишь мельком успел рассмотреть стержень своего нового господина - напряженный и готовый к соитию, член был гораздо длиннее пяди и толщиной почти в руку самого Айсена. Обычно, натренированная попка юноши могла спокойно принять в себя и более могучее орудие, но господин не счел нужным ни подготовить его дырочку, ни смазать ее. Он просто вонзился вглубь, исторгнув из груди мальчика крик боли, приглушенный в последний момент. После последующего яростного совокупления, юноша до сих пор ощущал боль и жжение в проходе, а от жестких пальцев франка на теле остались синяки. Так что думать о том, что будет в следующий раз, было противно и страшно. К тому же, стараясь превозмочь боль и прочие неприятные ощущения, он наверняка недостаточно усердствовал, чем вызвал недовольство своего хозяина: иначе, почему его заперли в подвале, а не указали его место в новом доме. Так что, кроме всего прочего, часы Айсена были отравлены еще и ожиданием возможного наказания.