Я благодарно взглянул на ревизора и, не обращая внимания на побледневшую от гнева мадам Фрезе, поспешил встать из-за стола.
— Простите мою настойчивость, Федор Егорьевич, — начал я, когда мы уединились в курительной комнате и барон разжег папиросу с длинным мундштуком. — И все-таки. Что с наследником?
— Ваш гонец, милейшая Елена Павловна, встретилась в Дармштадте с императрицей, — пожал плечами столичный гость. — Мария Александровна была шокирована известиями, но, конечно же, согласилась с необходимостью полного медицинского осмотра Николая Александровича. Сам великий князь собирался отбыть в Данию, ко двору Кристиана IX, и консилиум решено было назначить сразу по его возвращении. Однако…
В комнату вошел слуга с полуштофом коньяка и бокалами. Следом появился хозяин дома, и фон Фелькерзам тут же сменил тон повествования.
— В Санкт-Петербурге большие перемены, дорогой Герман Густавович. Знаете, как ныне в салонах Северной Пальмиры называют Его высокопревосходительство, генерал-лейтенанта Мезенцева? Фрондер! Каково! Начальник Третьего отделения собственной Его Императорского Величества канцелярии – Фрондер!
— Отчего же так вышло? — поддержал я игривый тон эмиссара. — И позвольте. Если я правильно помню, Третьим отделением разве не его сиятельство, князь Долгоруков заведовал? А Владимир Николаевич Мезенцев только весной на пост начальника штаба Жандармского корпуса назначен?
— Вы, господин Лерхе, удивительно хорошо осведомлены в делах этого ведомства, — вскинул брови барон.
— Наш Герман Густавович водит дружбу с жандармами, — презрительно выдохнул Фрезе.
— Так ведь я в ведомстве его высокопревосходительства, господина Татаринова долгое время имел честь состоять на службе, — обезоруживающе улыбнулся я. — Как же Государственный Контроль империи без сотрудничества с жандармами-то? Иные из казнокрадов в столь высоких чинах, что без Третьего отделения и не подступишься…
— Да уж, — вынужден был признать горный начальник. Видно было, что ему неуютно под прицелом наших взглядов, и он уже пожалел, что затронул эту скользкую тему.
— Так что там, Федор Егорьевич, наш Фрондер?
— О-ля-ля! Злые языки болтают, он имел весьма нелицеприятную беседу с его сиятельством по поводу какого-то письма. А потом, будто бы, вопреки приказу начальника, в частном, так сказать порядке…
Мезенцев мне поверил. Сразу и безоговорочно. Не знаю – почему. При встрече, а она теперь неминуема, нужно будет поинтересоваться. Но начальник штаба жандармского корпуса решил использовать шанс.
Ни за что не поверю, что дело нельзя было сделать по-тихому, в лучшем стиле Третьего отделения. Но нет, Николай Владимирович сознательно пошел на конфронтацию с флегматичным и неповоротливым князем Долгоруковым. Вышел, так сказать – громко хлопнув дверью. Его карьера висела на волоске, но он стремительно собрал светил отечественной медицины, организовал литерный поезд в германские княжества и через неделю уже был в Дармштадте. Где, на счастье, успел застать наследника империи.