— Приложим все силы!
— Добро! Тогда сдвинем ваши «линкоры»… Даю приказание командиру.
От сердца отлегло. Власенко распорядился подать на сторожевик трос от катеров.
Мичман Серов, бывший лодочный боцман, по-медвежьи закутанный в штормовку, трубным голосом рявкал: «Р-раз!.. Р-раз!.. Р-раз!..», пока пятеро матросов медленно, черепашьими шажками, но все дальше и дальше оттаскивали по пирсу стальной конец.
— Подтя-анут! — твердо сказал Власенко, уверенный в Серове и его подчиненных.
Однако прошло немало тягостных минут, пока наконец мичман не подскочил к офицерам. Слов доклада Павлов не разобрал, но по жестам Серова понял, что дело сделано: к сторожевику уже полз толстенный тросище. Теперь все зависело от того, хватит ли у сторожевика сил.
— Все вниз! — прокричал Власенко, хорошо зная, как опасно быть рядом с натянутым тросом, На палубе остался только бывший боцман.
— Серов! — гневно затрубил Власенко в свой ладонный рупор. — Голову носить надоело?!
Бывшего боцмана голова, конечно, не обременяла, и он, не мешкая, юркнул в люк.
Вот трос натянулся, зазвенел, заскрипел: чувствовалось, что сторожевик взялся не на шутку. Но катера оставались на месте.
Павлов и Власенко глядели друг на друга. Оба думали об одном: кого бы еще просить о подмоге. Да где ее, подмогу, в этой заварухе найдешь!
Но и на сторожевике, видно, думали. Стальной конец на секунду ослаб, подергался, опять вытянулся, опять заскрежетал. Битый лед, что торосился у катеров, стал с хрустом раздвигаться. Пошло-о-о!..
Пирс приближался ходко. Власенко уже на телефоне. Надо не опоздать и вовремя крикнуть сторожевику «стоп!». Еще немного, и катера прижаты к причалу. Да не к чужому, а к своему!
Как, оказывается, хорошо жить на свете!.. Власенко окончательно приходит в себя:
— Между прочим, поздравляю вас с Новым годом!
«Верно, черт возьми! — радуется Павлов. — Семь минут первого. Вот он, Новый, и наступил!..»
— И вас с новым счастьем, Николай Захарович!
Счастье!.. Разная у него мера. Одно — большущее, необъятное, связанное, наверное, только с Родиной. Другое — поменьше, оно сугубо личное: это — любовь, семья. Но вот есть и такое: преодолел что-то трудное, вывернулся из какой-то беды — и на душе хорошо, ты тоже счастлив!..
Пока катера привязывали к пирсу, Павлов успел созвониться с дежурным:
— Как у Винокурова?
— Держится! — Натужный тенорок Самойленко еле пробивался сквозь шорохи и трески. — А у нас здесь трубу с котельной свалило. Там сейчас Рыбчевский.
— Пусть Рыбчевский мне позвонит, — сразу помрачнев, процедил Павлов. — Да и Ветров тоже.