Горбушка и Оторванное Ухо явились перед нами почти сразу.
– Переправляться надумали? – без малейшего воодушевления проговорил Оторванное Ухо и поскрёб свой коричневый подбородок. – У меня есть для этого дела подходящая бизонья шкура.
Шкура оказалась заскорузлой, кривой, но именно это её качество, как заявил Пьер, было необходимо нам в ту минуту. Метис легко проделал дырки по краям шкуры и продел сквозь них верёвку, стянув её в конце так сильно, что шкура приобрела форму глубокого корыта. Внутри корыта Пьер закрепил несколько палок, чтобы кожа не съёживалась.
– Вот вам и пожалуйста, – сказал метис с подчёркнутым равнодушием, – можете укладывать своё барахло.
Горбушка взял в зубы верёвку и шагнул в воду, утягивая лодку за собой. Значительную часть пути он прошёл, опустившись по пояс в воду, но дальше ему пришлось плыть. Оторванное Ухо помогал править лодкой, плывя позади неё.
– Ловко это у них получается! – порадовался я и захлопал в ладоши.
– Если вы намерены и сами переплывать реку в этой посудине, – сказал с усмешкой Диксон, – то на моё общество не рассчитывайте. Я лично отказываюсь принимать участие в вашей забаве.
Он снова сел в седло и вместе со своим верным спутником отправился искать более удобное для переправы место. Ренджеры, похоже, уже обнаружили подходящий брод, ибо издали донеслись их бодрые крики.
Пока я провожал взглядом Графа и Базиля, Горбушка и Оторванное Ухо вернулись на нашу сторону и выволокли лодку на берег, сразу начав загружать её сёдлами.
– Можете устроиться среди багажа, – предложил мне Горбушка.
Я согласился и влез в кожаное корыто. На меня тут же навалили ружья, пистолеты и всякие другие мелкие вещи. Признаюсь, сие плавание не доставило мне большого удовольствия, хотя мне есть теперь чем похвастать. Не каждому европейцу удавалось плыть на бычьей шкуре по бушующей реке. Питерсон переправился тем же способом и был вполне доволен, что получил возможность как-то развлечься после утомительной верховой езды. Горбушка важно надул щёки, очень довольный тем, что организовал такую переправу, так как основную заслугу приписывал себе. Оторванное Ухо не обнаружил никаких признаков удовлетворения, оставался таким же мрачным и молчаливым. Мне казалось, что он всем своим видом желал выразить нам своё презрение, ведь мы не умели ровным счётом ничего из того, что умел он.
Широкий песчаный берег, на который мы ступили, был испещрён бесчисленными следами лосей, оленей, медведей и разных птиц. Мы расположились в тени высоких деревьев на отдых. Вскоре к нам подъехал капитан Бин с отрядом. Некоторые ренджеры выезжали из леса верхом, другие вели лошадей на поводу. Некоторые из них были совершенно мокрые, упав в воду при переправе. Если бы я не знал, что это были люди капитана Бина, то я непременно принял бы их за разбойников, возвращавшихся с добычей из грабительского похода. Чуть быстрее ренджеров к нам присоединились Граф и Базиль. И тут я обнаружил, что моих лошадей не было среди прочих животных.