– Вот что я вам скажу, господа, – нашёптывал нам французик, сидя у костра, – нет в мире никого хуже метисов. Это самая гнусная из всех человеческих пород.
– Ты уж слишком строг к индейцам-полукровкам, Антуан.
– Нет, сударь, я знаю, что говорю. Метисы – самые вздорные и ненадёжные. Они чувствуют себя неполноценными: не то краснокожие, не то белые. Ни одна из рас не считает их своими. А этот Пьер – Оседжи называют его, как я слышал, Оторванное Ухо, – он вообще известен своим чёрным сердцем. Злой и своенравный. Упрям, как два осла, вместе взятых. Всегда готов на предательство…
В какой-то мере это соответствовало действительности, ибо во время нашего путешествия Пьер по кличке Оторванное Ухо не раз проявлял готовность отправиться своим путём, обнаруживал свою несносную причудливость, подчас и заносчивость. Да, он мог покинуть нас в любой момент, так как у него под рукой имелись все средства, чтобы жить в степи самостоятельно и чувствовать себя как дома.
– За что же он получил такую кличку? – поинтересовался я как-то у Антуана.
– Оторванное Ухо? Это за драку из-за молодой индеанки. Пьер вырвал своему сопернику ухо, вырвал с корнем. Так сильно вырвал, что бедняга скончался прежде, чем успел оглохнуть. Говорят, что шаман плясал над ним целый день, но ничего так и не наплясал. Я же говорю – у Пьера дурное сердце…
На следующее утро, 11 сентября, в половине восьмого, мы двинулись в путь и ехали по низменности, где земля была наносной, растительность пышно развивалась на плодоносной почве и громоздились деревья непомерной величины. Путь наш пролегал параллельно западному берегу реки Арканзас, на берегу которой мы намеревались сойтись близ устья Красной Реки с ротой ренджеров. По дороге нам попадались деревни Криков и фермы, чьи обитатели в недавнем прошлом оставили индейский образ жизни и занялись земледелием и скотоводством, вполне преуспев в этом деле.
– Вот видите, мой друг, – говорил с грустью комиссионер, наклоняясь ко мне, – все эти фермы, заборы, колючая проволока – продукт цивилизации. Индейцы теряют себя, соприкасаясь с нами.
– Вам жаль их?
– Мне жаль нас с вами. Мы едем к ним, едем на их землю, чтобы глотнуть свежего воздуха и вкусить приятных тягот. Мы едем к ним – к дикарям, а сами занимаемся уничтожением их жизни. Мы повсюду кричим о прелестях цивилизации, а сами тайком едем в лес или в горы, чтобы насладиться тем, что несовместимо с цивилизацией. Мне жаль нас с вами. Жаль, что мир, к котором мы принадлежим, полон неискренности…
Нам повстречались некоторые из фермеров. Некоторые шли пешком, иные – на лошадях. У многих всадников за спиной сидели женщины в красивых нарядах. У Криков чувствуется настоящая цыганская страсть к ярким цветам и пестроте одежды, и на фоне прерии они видны издали и смотрятся блистательно. У одной женщины голова была повязана ярко-красной тканью и украшена чёрными перьями наподобие петушиного хвоста. Другая накрыла голову белой тряпкой с красными перьями. Третья не воспользовалась перьями, но приукрасила свой тюрбан большой связкой сумаха – здешним вечнозелёным растением с мелкими цветами. Все увиденные мною женщины были похожи на сказочных принцесс. Хотелось потрогать их и расцеловать.