Кто кивер чистил весь избитый,
Кто штык точил, ворча сердито,
Ликования французов отсюда, правда, слышно не было, но звуки устраивающейся на ночевку армии доносились отчетливо: разноголосый говор, сливающийся в монотонный шум, ржание лошадей, лязг и скрежет металла – вероятно, точили те самые штыки и сабли перед боем. Да и запахи соответствовали: сытный аромат готовящейся пищи смешивался с запахом дыма от костров и «благоуханием» лошадиного навоза. Да и не только лошадиного: сотни тысяч людей, скученные в одном месте, не могли не отправлять свои естественные надобности…
Сергей с горечью подумал, что уже завтра вечером эти, в общем-то, мирные звуки сменятся стонами раненых людей и ржанием агонизирующих лошадей, а запах лагеря вытеснит вонь сгоревшего пороха и разложения, с каждым днем становящаяся всё сильнее – знакомый ему уже запах войны. Он вспомнил, что читал где-то, что убитых на Бородинском поле было столь много, что их не могли похоронить до лета следующего года.
Он не решился лезть в самую гущу народа: хоть и в маскарадном костюме, но его мог разоблачить первый встречный – слишком уж мало синие офицерские галифе, пусть и ушитые наскоро, походили на обтягивающие рейтузы по тогдашней моде, виденные не раз на картинках. Да и сапоги, что таить, не кавалерийские, и головного убора нет, и сабли…
– Здорово, братец! – Он вышел из темноты к крайнему костру, у которого, помешивая в котелке какое-то варево, сидел одинокий мужик на вид постарше Нечипорука – пышные усы, борода веником, лицо, покрытое морщинами, кажущимися еще глубже в неверном свете костра, высокий картуз с поблескивающим на тулье металлическим крестом.
«Книжное» обращение далось неожиданно легко, точно так же, как ранее произносилось «товарищ».
– Здравия желаю, ба… ваше благородие! – вскочил на ноги кашевар.
«Ну вот, я теперь и «благородие», – подумал Сергей. – Черт! Совсем не разбираюсь в старинных чинах и званиях».
– Сиди, сиди, – он присел на валяющееся у костра бревешко и протянул к огню руки: ранняя осень перестала кокетничать – к ночи посвежело совсем не по-летнему. – Что варишь?
– Да кулеш, ба… ваше благородие. Простецкая еда, но сытная.
– А меня не угостишь? – Лейтенант почувствовал голодное бурчание в животе.
– Дык, не понравится, наверное… ваше благородие, – мужик справился с непривычным обращением. – Еда-то мужицкая, без выкрутасов.
– Понравится, – улыбнулся Колошин. – С утра ничего не ел.
– Так это мы мигом! – Мужик вытащил откуда-то обширную глиняную миску с щербатым краем и деревянной ложкой навалил туда своего варева, что называется, с горкой. – На здоровьечко, барин! То есть ваше благородие.