К ужасу Савелия Игнатьевича, сержант не делал попыток им помешать, а, наоборот, улыбаясь, приглядывал за пленниками.
– Превратности войны, – Мякишеву стало неловко, и он отвёл глаза.
– Олежа, послушайте. А как же рукопись? – Савелий Игнатьевич встревоженно посмотрел на поручика. – Вы подумали, что будет со «Словом…»?
– Уверен, с ним ничего не случится, – отозвался Мякишев. – Французы – культурная нация. Русское дворянство недаром брало галльских гувернёров…
Они одновременно посмотрели на сумку на плече поручика.
Это не укрылось от предводителя французов. Чёрные глаза сержанта вспыхнули, как два фонаря.
– О, келькёаржан бьяняшэ? Донэзиси, виф[24]! – с азартом крикнул он и рывком выхватил сумку из рук опешившего Мякишева.
Француз открыл застёжки и запустил туда жирную пятерню. Пальцы заелозили в чреве сумки. Потом лицо солдата пошло пятнами. Он перекинул груз спутнику и раздражённо выругался:
– Мерд… Падаржан[25].
Молодой солдат, заглянув внутрь, вытащил рукопись. Он равнодушно оглядел её, пролистал грязным пальцем несколько страниц и с видом обиженного ребёнка пробормотал:
– Левьёпапье… сервера пур аллюмэ монпип[26].
Солдат свернул рукопись и хотел опустить в карман мундира, но тут на его запястье легли напряжённые пальцы.
– Отдай, – негромко, но настойчиво потребовал Мякишев. – Сетану[27].
– Куа?.. – растерялся солдат и, обернувшись, жалобно крикнул: – Месьелёсержант, лекаптиф резист![28]
Ремень натянулся. Сумка повисла в воздухе, раскачиваясь то в одну, то в другую сторону. Солдат, покраснев как рак, с сопением тянул её на себя, поручик – в другую сторону. Послышался хруст рвущейся ткани, и оба рухнули на землю. Сумка осталась в руках у поручика.
Всё произошло за считаные секунды. Другие солдаты застыли, переглядываясь.
Французский сержант опомнился и хрипло завопил:
– Лебрюлё!.. Озарм, франжян! Шаржэ, фюэ![29]
Выхватив саблю, он ринулся на Мякишева.
Поручик еле успел схватить с земли кусок оглобли и встретить ею удар. Солдаты в синем, выстроившись в линию, поставили на землю ружья и стали сосредоточенно забивать в них пыжи.
Француз, сопя, кружил вокруг Мякишева. Тому едва удавалось отбивать рассечённой палкой удары. Металл звенел о дерево, дерево в ответ глухо трещало.
Савелий Игнатьевич скинул с себя балахон, расстегнул кобуру и ощутил в руке мертвящий холод рукояти. Он поводил пистолетом из стороны в сторону, не решаясь выстрелить в человека. Нелегко это сделать, как оказалось.
– Плите же! – крикнул ему поручик. – Да плите же, леший вас возьми! Проклятье…
Сабля молнией сверкнула рядом с шеей Мякишева.