Гусариум (Ерпылев, Щербак-Жуков) - страница 277

– Я все-таки приду, – ответил Савичев, бледно улыбаясь. – Если дама в беде…

– Дама никого и ни о чем не просила, – Жаннетт злобно щелкнула веером. – И вы мне не поможете. Ла Пуассон опасный человек. Прощайте.

Савичев смотрел, как она уходит по зеленой лужайке к своей коляске. А Сагит метким взглядом стрелка наблюдал за тем, как Ла Пуассон беседует со своим старым знакомым – арапом Буссенаром. Буссенар беседе был вовсе не рад. С этим Ла Пуассоном вообще кто-нибудь говорить рад?

– Опасный человек, – пробормотал Савичев.

– Башлыктар, – обратился к нему Сагит. – Командир, таких врагов нельзя оставлять. Воду отравит, траву сведет, своего добьется. Сколько наших он убил?

– Достаточно, – едва слышно ответил Савичев. – С него достаточно. Готовься. Вечером едем в Шато де О. На бал. Ла Пуассон – подлец. А подлецу я не дам спуску.

Сагит остался доволен. Не придется искать это самое Шато де О в одиночку.

Будет ночь, и будет время.


Ночь над Шато де О стояла замечательная. Самое то, чтоб лошадей угонять. Сагит знал в этом толк. Тесть Сагита за его первую и любимую жену Улдус требовал тысячу лошадей, и Сагит их ему однажды пригнал. Потому и время после свадьбы оказалось совсем не медом намазано. Пару искателей справедливости пришлось оставить в степи остывать со стрелой в груди. Их роды забурлили, старейшины потребовали ответа за убитых. Пришлось уйти на войну, а тестю – отдать ту тысячу коней в армию, вместо ограбленных родов. Так вот. Пришлось воевать с уруским добровольческим полком – в своем Первом Башкирском его не привечали. А уже зимой, после Березины, к ним и отбившийся от своих Инныпъин пристал.

Давно это было, но Сагит никогда врагов за спиной не оставлял, тем более таких, что с мертвецами говорят. Не в его это было обычае.

Дом на Шато де О напоминал крепость с высокими стенами, выложенными сумрачным диким камнем, и черепичными крышами. Но внутри оказалось не в пример ярче и веселее, чем выглядело снаружи.

И они действительно отлично вписались.

Предстоящий торг собрал всех пресыщенных и уродливых людей этого города. Были дворяне из новых – в масках, пили шампанское из алых бокалов. Были пьяные музыканты, тоже в масках, но дель арте. Были молчаливые эфиопы в иззолоченных кафтанах – прислуга господ. Бледные и голодные художники, степенные вольные каменщики в вице-мундирах, успешные содержанки в бриллиантах и страусиных перьях, с обнаженными шеями, и еще более голые, крашенные под статуи бляди, весь уродливый сор огромного города собрался на сомнительное развлечение в свете колеблющихся свечей.