В разговоре о статях степных рысаков, падеже при перегоне, перестройке двора Шато де О в манеж вышли на зады дома, где квартировался их эскадрон. Башкир там и обнаружился, на небольшом стрельбище, где испытывал стрелы с наконечниками, перелитыми из разрубленного на куски серебряного блюда, похищенного с аукциона на Шато де О. А чего пропадать добру?
Теперь никто не смог бы соотнести эту фигуру в модных рейтузах и шелковой рубашке с тем дикарем, которым он еще недавно выглядел. Южный тип, несомненно. Беарнец или гасконец, или даже, господь ведает, кастилец. Но кочевник?.. С чего вы это взяли? Не горячка ли у вас после вчерашнего, господин капитан?
Это, конечно, пока он рта не раскроет. Французский у Сагита оставался чудовищным. Но поклон, поцелуй руки безупречны. Кто бы мог сказать, что этот малый – матерый приуральский конокрад, подобранный на обочине Старой Смоленской дороги жуткой морозной ночью после ожесточенного боя за Борисов?
Условились ехать в Шато де О, смотреть еще не законченные конюшни.
– Серебро, – произнесла Жаннетт Сансон, когда они сели в ее карету, – против него не поможет.
– Хорошо, – легко согласился Сагит. – Буду искать что-то еще.
– Не вы один это что-то ищете и не находите. Время бережет его для чего-то.
– Возможно. Возможно.
– Вы знаете, что Лига Заката бросила его? Что он всё продал, даже свой драгоценный корабль в Бресте, и всё равно у него недостает средств оплатить мой аукционный счет?
– Удача в ту ночь от него отвернулась.
– Она много раз от него отворачивалась. Но никогда навсегда. И меня это убивает. И теперь, когда уже он должен мне, я особенно не чувствую себя от него свободной.
– Наверное, этого не будет вообще. Он всё еще любит вас, – произнес Сагит.
– Главное, что я его никогда не любила, – ответила Жаннетт. – Впрочем, господь с ним, поговорим о вашей доле. Первым траншем вы приобретаете тысячу лошадей?
– Да. Дома скопились долги, нужно их раздать. Я долго думал, что мне делать со всем тем, что я теперь знаю, и решил начать с этого…
Когда прибыли в Шато де О, Жаннетт и Савичев под руку ушли вперед к стройке, где командовал Робер-коротышка, старый приятель Буссенара, тоже перешедший от греха на их сторону.
Сагит тем временем отстал, чувствуя чуем седьмого сына, что должен задержаться, остаться один и был таки прав.
Так и случился его последний разговор с убийцей Инныпъина.
Ла Пуассон потускнел и пообтрепался. Время и безденежье не пощадили его. Свою трость и щегольские перчатки он где-то потерял. Цилиндр оказался безнадежно помят. Ла Пуассон отделился от стены, у которой поджидал изменения ситуации у дома Сансонов. Вот и дождался.