– Смотри только, чтоб он тебя не укусил! – сказал кто-то, и все засмеялись.
– Меня он не укусит, – спокойно возразил Фрейзе. – Во-первых, меня ни одна тварь никогда не тронет, если я сам ей не разрешу, а во вторых, я ведь тоже не дурак, тут торчать не буду, когда он из веревок выпутается. Уж я бы не стал ждать, трясясь по ночам от страха, как некоторые, кто продолжал жить с ним бок о бок и жаловаться, что он, дескать, возле их дверей бродит и замочные скважины нюхает, а поймать его столько месяцев не решался!
В ответ на слова Фрейзе поднялся целый хор возмущенных возражений, но он, словно ничего не слыша, снова спросил:
– Ну что, кто-нибудь собирается мне помочь или нет? Ладно, в таком случае я попрошу вас всех отсюда убраться – мало ли что, я ведь все-таки не странствующий укротитель диких зверей.
Большинство крестьян действительно сразу же ушли, но некоторые, помоложе, остались, устроившись на той платформе, что тянулась по краю арены; отсюда, заглянув через забор, можно было увидеть, что происходит внизу. Фрейзе никого больше предупреждать не стал и стоял, терпеливо дожидаясь, пока уйдут все; в итоге любопытствующие тоже удалились, шаркая ногами и сердито ругая его за то, что он «сует нос не в свое дело».
Когда на дворе никого не осталось, Фрейзе притащил из колодца ведро воды, сходил на кухню и принес оттуда приличный кусок сырого мяса и каравай хлеба, затем все это выложил перед оборотнем и посмотрел наверх, зная, что из окна за ним наблюдают Лука и обе молодые женщины.
– Ладно, что сумеет выяснить о тебе мой маленький господин, мы со временем узнаем, – тихо сказал Фрейзе, обращаясь к опутанному сетями неведомому существу, которое тут же завозилось и негромко заскулило. – Но не сомневаюсь: Господь моего маленького воробушка не оставит и поможет ему вынести справедливое решение, даже если ты, звереныш, посланник самого Сатаны. К сожалению, в таком случае придется тебе прямо в сердце серебряную стрелу выпустить. А пока ты не бойся: уж я о тебе позабочусь; ты и поесть сможешь, и вволю воды напиться; все-таки ты тоже тварь Божья, даже если и превратился в одного из падших. Хотя, как я сильно подозреваю, не по своей воле.
* * *
Лука начал расследование по делу оборотня сразу после обеда. Изольда и Ишрак ушли к себе, а Лука и Пьетро стали приглашать одного свидетеля за другим, и те, захлебываясь, рассказывали, какой ужас наводил оборотень на всю деревню.
Почти весь день они слушали разные истории о странных шумах в ночи, о том, как кто-то тихонько пытался отпереть запертую дверь, трогая ручку, о потраве овечьих стад, которые паслись на здешних лугах под присмотром деревенских мальчишек. Эти мальчишки рассказывали об огромном волке-одиночке, бегающем без стаи, который обычно хватал того ягненка, что слишком далеко отошел от матери, и тут же снова скрывался в лесу. Они утверждали, что этот волк иногда бегает на четвереньках, а иногда – на двух ногах, как человек. Возможность встречи с оборотнем вызывала у пастушков такой страх, что они отказались водить овец на верхние пастбища и потребовали, чтобы им разрешили оставаться поблизости от деревни. А один парнишка лет шести от роду рассказал Луке, что его старший брат был этим оборотнем съеден.