– Только тебя силой заставили эти обеты принести. А теперь они и вовсе ничего не стоят; и он, насколько я знаю, смотрит на этот вопрос примерно так же – ведь церковную клятву он давал в раннем детстве, – разумно и аккуратно закруглила опасную тему Ишрак.
Изольда повернулась и удивленно посмотрела на нее; по ее обнаженной шее стекала мыльная пена, и она невольно смахнула ее рукой.
– Но он поклялся служить святой церкви, – неуверенно повторила она.
– Его отправили в монастырь в таком возрасте, когда он еще не понимал толком, что такое святые обеты. А теперь он стал взрослым. И теперь он смотрит на тебя так, словно и впредь намерен чувствовать себя свободным мужчиной.
Изольда медленно покраснела; нежно-розовый румянец постепенно залил ее всю, от влажного лба до плеч.
– Значит, по-твоему, он на меня как-то особенно смотрит?
– Ты же знаешь, что это так.
– И он смотрит на меня…
– Со страстью.
– Ты не имеешь права так говорить! – возмутилась Изольда.
– Имею и говорю то, что есть на самом деле, – спокойно возразила Ишрак.
– Пожалуйста, не надо…
* * *
А Лука решил перед обедом снова выйти во двор и в последний разок посмотреть на оборотня. Стоя на укрепленной платформе спиной к гостинице, он вдруг заметил, что в оконном стекле противоположного крыла здания отражаются обе девушки, сидящие в своей «ванне». Но, отчетливо понимая, что ему следует немедленно отвернуться и, мало того, опустить глаза и вернуться в гостиницу, он не смог сдвинуться места. Он знал, что этот образ – две обнаженные красавицы-девушки, сидящие в огромной лохани для купанья, – будет пылать в его мозгу и жечь ему душу, точно головня, что он никогда в жизни не сможет забыть столь чудное зрелище: Ишрак, по очереди накручивающая на свой смуглый палец светлые локоны Изольды и втирающая в них душистый бальзам, а потом, приподняв ей волосы и заколов их на затылке, принявшаяся нежно намыливать перламутровую спину подруги. Лука замер, не в силах отвести от них взгляд и понимая, что совершает непростительный грех, подглядывая за ними, и наносит им ужасное оскорбление. Проклиная в душе собственную слабость, он все же заставил себя спрыгнуть с платформы и ринулся в гостиницу, сознавая, что впал в куда более тяжкий грех, чем любование прекрасными женскими телами, чем простая симпатия и уважительное, но чересчур заинтересованное отношение к Изольде: он прямо-таки сгорал от страстной любви к ней.
* * *
Обед в результате получился неудачным; беседа не клеилась, обстановка была странно напряженной. Хотя обе девушки спустились к столу в преотличном настроении; их волосы были еще влажны после купания, и они переоделись во все чистое, отчего обеих не покидало ощущение праздника, словно они явились на торжественный прием. А вот встретившие их мужчины выглядели подавленными. Брат Пьетро с самого начала был против того, чтобы они обедали вчетвером, а Лука больше ни о чем не мог думать, кроме той украдкой увиденной картины – две обнаженные девушки, освещенные огнем камина, с распущенными, как у русалок, мокрыми волосами.