– А какие предложения у вас?
На мгновение я почувствовал облегчение от того, что перешел в контратаку.
– Инге Шульц должна умереть, – последовал немедленный ответ.
– Что вы сказали?
– Инге Шульц числится на особом счету и проходит по всем нашим документам. Здесь она жила, здесь она и должна умереть, чтобы ее дело было закрыто и сдано в архив. И если Софи Крамер вздумает когда-либо назвать себя Инге Шульц, то неопровержимым доказательством ее неправоты будет лишь труп названной особы.
Вот как. Разумный довод. Похоже, у Эндевитта сложился особый план, и требовалось лишь разработать его в деталях. Я пригнулся, словно для конспирации. Все выглядело так абсурдно!
В это время люди Эндевитта рыскали по городу в поисках Инге Шульц, чтобы та не натворила глупостей, пока мы с подполковником окончательно не договоримся о том, что с ней делать. Не очень-то веселый расклад! А Эндевитт, все больше упиваясь своей властью, с каждой минутой становился все приветливее, угощал меня коньяком и показывал полароидную карточку своей новорожденной дочурки.
– Вам известно, что такое жаркое глубокой заморозки?
– Нет. Я лишь чувствую, что это совсем не то, что я предполагаю.
В этот день Инге Шульц прячется в винном магазине. Она сидит на деревянной скамеечке под прилавком, и, хотя ее присутствие не очень-то приятно хозяину, он не высказывает явного недовольства. Фриц не знает, чего она от него хочет. Не знает этого и сама Инге.
– Жаркое глубокой заморозки – это тела жертв пожара, изуродованных огнем до неузнаваемости. Некоторых из них не хоронят, а замораживают и достают тогда, когда требуется предъявить труп человека, который на самом деле еще жив или доживает считанные дни, однако должен умереть совсем не той смертью, о которой узнает широкая общественность.
Что ж, очень интересно и познавательно. Но у меня появилось чувство, что этот человек издевается надо мной.
– Слушайте! У меня такое предложение. Мы инсценируем гибель Инге Шульц от пожара в квартире, достаем из холодильника обгоревший труп того же пола и примерно того же роста, оттаиваем его и предъявляем как доказательство ее смерти. Вы забираете свою Софи, пересекаете границу, и больше мы с вами друг друга не знаем.
До меня медленно доходило, что этого человека уже не надо подкупать, потому что он давно подкуплен.
Раздался телефонный звонок. Эндевитт взял трубку и вскоре просветлел лицом:
– Значит, так? Хорошо. Чудесно. Удерживайте ее там! – Он положил трубку и предложил выпить за успех. – Ваш выход, фон Брюккен, – произнес он, чокаясь со мной коньяком. – Забирайте ее себе, раз. уж так хочется, а остальное предоставьте нам. У вас есть паспорт для Софи?