О чем думала королева? (Амнуэль, Бэйс) - страница 186

Мотя замолчал и посмотрел на Катю.

Катя выслушала этот монолог в задумчивой рассеянности – она знала, что Мотя иногда склонен к красивым, но непонятным высказываниям. Она даже гордилась тем, что подобные монологи были обращены именно к ней (многие ли женщины слышали такое не с телеэкрана и динамиков аудиокниг, а от своих мужей?), но давно к этому привыкла и не пыталась понять Мотины слова логически. Катя воспринимала их как музыку, улавливая эмоциональную мелодию столь же легко, как легко угадывала смысл музыки Вивальди или Свиридова.

Поскольку Катя молчала, Мотя снова обратился к экрану и через минуту сказал:

– А вот и для тебя, Камо, подарок! Только вряд ли ты его скоро получишь; нет у тебя в ветеринарном паспорте украинской визы, а без нее тебя в Киев не впустят!

Камо с недоумением посмотрел на Мотю – что это за причуды?

Но Мотя прочитал: «Национальный банк Украины… вводит в обращение с 4 января 2006 года памятную монету “Год Собаки” номиналом 5 гривен, посвященную году Собаки, одного из животных восточного календаря, который основан на 12-летнем цикле Юпитера». И монетка-то не простая! Вот, смотри: «Монета изготовлена из серебра 925 пробы, ее масса – 15,55 грамма, диаметр – 33,0 миллиметра, тираж – 12 тысяч штук».

Мотя посмотрел на Камо оценивающе, прочитал: «На реверсе монеты изображена собака в окружении стилизованного растительного орнамента» и провозгласил:

– Ну, прямо вылитый твой портрет на вилле Доркона!

Катя улыбнулась и почесала Камо за ухом:

– А что, Камо, и вправду – не сбегать ли тебе в Киев да не притащить ли оттуда килограмма полтора этой «мелочи»? Глядишь, и обеспечишь нам с Мотей спокойную старость… Только я тебя не пущу – не верю я в украинскую халяву. Также как и в русскую, и в еврейскую, и в американскую… За одну такую монетку сдерут там с тебя три шкуры, а мне что останется? Что я тогда чесать и гладить вот так буду?..

Камо с удовольствием подставлял бока под ласковые Катины руки.

Но Катя, потрепав его по голове, сказала:

– Хватит, хватит, ненасытный пес… Все, иди спать…

Камо, немного еще поелозив на спине, понял, что чесание и игра и вправду закончились, тихонько прошел в свой угол и лег на подстилку, положив на подушку голову и подсунув под нее передние лапы, повторив позу «младенца в утробе».

И Катя встала, потянулась, и сказала, отвечая Моте на его монолог:

– Ну, это все-таки философия, а в реальной жизни гораздо важнее понимать не то, «что есть мы и что есть мир», а что и как нужно сделать сегодня, чтобы завтра этот мир не подсунул нам болезненное одиночество в нищей старости, когда ждешь только одного… В «серебряном веке» русской поэзии жила такая поэтесса, Черубина де Габриак. Она это чувствовала тонко: