Те не успели. Франция, Италия, Испания, Нидерланды. И даже тихие швейцарцы. Убивали везде.
Первым, как перегретый котел, взорвался Париж. Опять загорелся Марсель. Барселона, Цюрих, Афины, Рим, Брюссель – везде катилась волна насилия. Бритые против курчавых. Ультраправые против ультра-неправых, но желающих жить иммигрантов. Волна за волной. Блестящие черепа в черных платках врывались в предместья, убивая всех на пути. Навстречу им, тараном рвались автомобили, оставлявшие за собой переломанные тела погромщиков. За рулем сидели молодые парни с темными, яростными глазами. Когда машины, теряя разбег, вязли в толпе, десятки рук вытаскивали водителей, тыкая в них блестящим железом.
Полиция Марселя, забыв про резиновые пули, без разбора на своих и чужих, опорожняла пулеметы, туша пожар свинцом. Те отвечали, как могли, отстреливаясь и переворачивая полицейские машины.
Вторая волна унялась сама собой, оставляя за собой, растерзанные города и улицы, тысячи трупов на них. И ощетинившиеся баррикадами, залитые кровью, гетто. Пулеметы не помогли. Всем была отчаянно нужна передышка.
И вот тогда, глаза тяжело дышащей толпы поднялись выше. Тяжелый, ищущий и недобрый взгляд. От обгорелых улиц. Выше. На сверкающие крыши дворцов. На власть.
Допизделись, господа?
Пока одна половина Южной Европы выясняла отношения с другой, Берлин с пугающей ясностью и обреченностью осознал, что выбора нет. Единая Европа означала для Германии войну на два фронта. С миллионами турков внутри. И с десятками тысяч – в море. И финансирование, летящей в пропасть, остальной Европы.
Открыть границы – и сотни тысяч погромщиков ринутся внутрь, поддержанные изнутри. Миллионы разгневанных бюргеров. И загнанные в угол турки. Которым будет абсолютно нечего терять.
Эту войну не выиграть. Мир в стране, достаток, не говоря о правительстве – все смоет в унитаз.
Объявление о капитуляции бывает разным. Громким, под барабанный бой. Или тихим и молчаливым. Когда весь немецкий торговый флот, дружно и дисциплинировано, в одночасье меняет страховую компанию.
-А почему закрыта граница?
-Ну, это мы решим, когда у вас стихнут беспорядки. Порядок превыше всего.
Поняли не все. До непонятливых дошло через неделю, когда новый канцлер объявил о возврате к старой доброй марке. И выходе из еврозоны.
Под ошеломленное молчание, тевтоны тихо сошли с тонущего корабля…
***
Обычно у победителей другое выражение лица.
-Итак, синьоры...
Физиономия кремлевского спецпредставителя была кисловатой, с легкими нотками самодовольства и неуверенности. Специфический букет. А вот у его собеседников «настроение лица» варьировалось, от хмурого, до встревоженного.