Каждая полоска была слегка выпуклой, как рубец, и Кэроу подумала, что в отличие от ее татуировок эти пометки сделаны путем примитивной процедуры — с помощью надрезов и сажи. Чем дольше она смотрела на них, тем сильнее проявлялось странное ощущение чего-то знакомого или почти знакомого. Она словно лавировала на самом краю осмысления, металась между знанием и незнанием. Это нечто было неуловимым, как крылья пчелы в полете.
Акива заметил ее взгляд и почувствовал себя неловко. Он дернулся и закрыл одну ладонь другой.
— У них тоже есть магические свойства? — спросила Кэроу.
— Нет, — ответил он, как ей показалось, немного резко.
— Что тогда они означают?
Он промолчал. Кэроу протянула руку и провела по татуировкам кончиком пальца. Они были нанесены пятерками: каждые четыре линии по диагонали перечеркивала пятая.
— Это счет, — ответила она сама себе, скользя от одной пятерки к другой на указательном пальце, — пять, десять, пятнадцать, двадцать.
При каждом прикосновении словно вспыхивала искра, неудержимо хотелось переплести свои пальцы с его, и даже — боже, что с ней такое? — поднести его руку к губам и поцеловать метки…
А затем внезапно, неизвестно откуда, пришло прозрение. Кэроу поняла, что за счет велся при помощи отметин, и отдернула руку. Она неотрывно смотрела на него, а он сидел молча, готовый согласиться с любым ее приговором.
— Это убийства, — тихо сказала она. — Убитые химеры.
Он не отрицал. Не собирался защищаться — так же, как и в тот раз, когда она напала на него. Его руки лежали неподвижно, и она поняла, что он борется с желанием спрятать их.
Ее трясло от вида этих отметин — двадцать штук только на одном указательном пальце.
— Так много, — сказала она. — Скольких же ты убил!
— Я воин.
Кэроу представила своих химер мертвыми и в испуге прикрыла рот рукой. В его рассказе война представлялась чем-то далеким. Но реальный Акива сидел прямо напротив нее, и тот факт, что он — убийца, теперь тоже стал реальным. Как и разбросанные по столу Бримстоуна зубы, эти отметины означали кровь, смерть — только не волков и тигров, а смерть химер.
Она смотрела на него не отводя глаз и… кое-что увидела. Мгновение раскололось, словно яичная скорлупа, и обнажило другое мгновение, почти неразличимое — почти, — а затем прошло. Акива остался таким, каким был, и ничего не изменилось, но этот проблеск…
Кэроу услышала собственный глухой голос, который, должно быть, исходил из яичной скорлупы.
— Теперь их у тебя больше.
— Что? — Акива смотрел на нее растерянным взглядом, а затем — словно вспышка молнии — пришло понимание.