— На тот случай, если ты еще не заметил, я — здесь. Что ты хочешь сказать мне?
— Терпение, брат! Терпение! Учитывая все годы, которые ты провел в Тени, даже не вспоминая об… этом, — он сделал широкий жест сигаретой. — Учитывая все время, что ты ждал в неведении, пока я не преуспел в поиске и не рискнул облегчить твое бедственное положение. Так что пара мгновений сейчас определенно не так бесценны на фоне всего прочего.
— Мне говорили, что ты искал меня, — сказал я. — Меня это заинтересовало, так как на последних раутах мы уж точно были не в самых лучших отношениях.
Брэнд кивнул.
— Не могу отрицать, — сказал он. — Но со временем я всегда преодолевал такие чувства.
Я фыркнул.
— Я решаю, сколько рассказать тебе и во что бы ты поверил, — продолжал он. — Но если я просто сделаю шаг вперед и что-то скажу, то сомневаюсь, что ты что-то найдешь в этом: кроме нескольких мелких пунктиков, мои нынешние мотивы почти полностью альтруистичны.
Я фыркнул опять.
— Но это правда, — продолжил Брэнд, — и чтобы улеглись твои подозрения, добавлю: лишь потому, что выбор у меня невелик. Начинать всегда трудно. С чего бы я ни начал, что-то должно послужить началом. Тебя так долго не было. Тем не менее если нужно назвать нечто единственное, так пусть это будет «трон». Ну вот. Я сказал. Понимаешь, мы думали о возможности пленить его. Все произошло как раз после твоего исчезновения и некоторым образом, полагаю, было им спровоцировано. Папа заподозрил, что тебя умертвил Эрик. Но улик не было. Мы, однако, старались развить эту идею — слово здесь, слово там, то и дело. Шли годы, ты был недоступен, и все больше и больше казалось, что ты и вправду умер. Папа поглядывал на Эрика с растущим неодобрением. А однажды вечером, после обсуждения, когда я затронул абсолютно нейтральную тему, — большинство присутствовало за столом, — Папа сказал, что ни один братоубийца никогда не займет трон, и посмотрел на Эрика. Ты знаешь, как убийственно красноречив Папин взгляд. Эрик расцвел, как закат, и долго кусок не лез ему в горло. Но потом Папа двинул все гораздо дальше, чем любой из нас ожидал или желал. Буду справедлив, я не знаю, говорил ли он исключительно для того, чтобы дать волю чувствам, или на самом деле имел в виду то, о чем вещал. Но он сказал нам, что более чем наполовину склонил свой выбор о наследнике в твою пользу, так что любое несчастье, какое бы там ни случилось с тобой, он принимает весьма лично. Он никогда не сказал бы этого, если б не был убежден в твоей смерти. В течение последующего месяца мы воздвигли тебе кенотаф, чтобы придать некую значимость этому убеждению, и лишний раз удостоверились, что никто не забыл чувств Папы к Эрику. Ну а пока тебя не было, Эрик, как мы предполагали, старательно рвался к трону.