Забавно — сражаться с парочкой призраков. Здесь это неравный бой. Он не сможет даже достать меня, пока Грейсвандир…
Но нет! Его клинок прыгает в другую ладонь, как только Бенедикт отпускает Дару и поворачивается, сводя руки вместе, живую и сверкающую. Левое запястье разворачивается, как только он скользяще выбрасывает его вперед и вниз, переходя в позицию corps a corps, имей мы оба смертные тела. На мгновение наши гарды сцепляются. Этого мгновения достаточно…
Сверкающая механическая рука движется вперед — творение из лунного света и огня, тьмы и зеркального блеска, сплошные углы, ни одной гладкой кривой, пальцы чуть согнуты, ладонь небрежно расписана серебряным полузнакомым узором, — движется вперед, движется, чтобы вцепиться мне в глотку…
Промахнувшись, пальцы ловят мое плечо, и большой палец входит крюком — то ли в ключицу, то ли в гортань, не знаю. Я бью кулаком левой, целясь в корпус, и ничего не происходит…
Голос Рэндома:
— Корвин! Вот-вот взойдет солнце! Ты сейчас провалишься!
Я не могу даже ответить. Секунда-другая, и эта рука разорвет то, во что бы она там ни вцепилась. Эта рука… Грейсвандир и эта рука, которая существует и в городе призраков, и в моем мире…
— Я вижу солнце, Корвин! Отваливай и давай мне руку! Козырь…
Я выплетаю Грейсвандир из завязывания[42] и провожу ее вокруг и вниз по длинной сокрушительной дуге…
Только призрак смог бы побить Бенедикта или призрака Бенедикта таким маневром. Мы стоим слишком близко, чтобы он мог блокировать мой клинок, но его превосходно вымеренный контрудар отрубил бы мне руку, будь там рука.
Но так как руки там нет, я завершаю удар, в полную силу нанося его чуть выше того смертоносного механизма из лунного света и огня, тьмы и зеркального блеска, туда, где он соединяется с культей Бенедикта.
Страшно раздирая мне плечо, рука отделяется от Бенедикта и затихает… Мы оба падаем.
— Давай же! Ради единорога, Корвин, шевелись! Солнце встает! Сейчас город рассыплется, растает!
Пол подо мной волнами то густеет, то становится прозрачным. Я мельком ловлю проблеск чешуйчатого пространства вод. Вскакиваю на ноги, едва увернувшись от призрака, бросившегося за потерянной рукой. Она не отрывается, впившись как мертвый паразит, и снова ноет бок…
Внезапно я тяжелею, и зрелище океана больше не блекнет. Я начинаю проваливаться сквозь пол. В мир возвращается цвет, колышутся полосы розового. С презрением отвергающий Корвина пол расступается, и готовый убить Корвина залив раскрывается подо мной…
Я падаю…
— Сюда, Корвин! Давай!
Рэндом стоит на вершине горы и тянется ко мне. Я протягиваю руку…