– Так что с зубами-то? – упрямо переспросила девушка.
«Вот прицепилась, мымра!» – раздраженно подумал Леха, а вслух пробурчал:
– Цинга.
– Наташа, я тебе сколько раз говорила следить за тем, что говоришь! – укоризненно произнесла Ольга Анатольевна.
– А что я такого спросила? – пожала плечом девушка. – Мы есть сегодня будем или нет?
Ее мать обратилась к Чечелеву:
– Алексей, вы как мужчина откройте банки, пожалуйста. Не все же мне это делать. Надо воспользоваться моментом.
Леха вытащил из ножен на разгрузке свой штык-нож, тот самый, которым снял не один скальп и зарезал немало людей. Открыл три банки с рыбными консервами и три банки говяжьей тушенки. По полутемной комнатке поплыл смешанный запах консервированных продуктов.
– Сегодня у нас пир горой, – улыбнулась Ольга Анатольевна.
До Чечелева дошло вдруг, что эти несчастные женщины экономят продукты. Ведь неизвестно, как долго им придется прозябать в таких невыносимых условиях.
– И что, вы вот так постоянно ходите по теплотрассе за едой и обратно? – спросил он.
– Да, ходим, – ответила женщина.
– Что же сюда не перенесете?
– Видите ли, Алексей, как вы понимаете, жизнь здесь нельзя назвать комфортной. Сидение на одном месте в постоянной темноте угнетает чрезвычайно, если не сказать, что мы тут едва с ума не сходим от такого существования. Поэтому возможность лишний раз пройтись нам только на пользу, хотя и это нельзя назвать приятной прогулкой. А что до продуктов, то мы решили так: переносить сюда ничего не нужно, если однажды мы придем туда и увидим, что обвалившуюся часть склада кто-то нашел и все забрал, то для нас это станет железным аргументом покинуть это хоть и добровольное, но давно ненавистное узилище. Умирать от истощения мы не хотим. Мы выйдем, и пусть будет так, как будет.
Чечелев не нашелся, чем ответить на такое. Он думал о том, что каждый человек сам вправе выбирать свою судьбу, даже когда основные ее вехи определены непреодолимыми обстоятельствами, как, например, сейчас – войной. В этих рамках каждый принимает для себя какие-то решения, имеющие значение для дальнейшей жизни.
В любом случае, ему тут очень не нравилось. Оставаться никакого желания нет. Да он и не собирался вовсе. Это ж уму непостижимо – только Из-за жратвы добровольно год просидеть в каменном мешке. Хотя этих женщин понять тоже можно: действительно, куда идти, где жить, что есть? Да еще и убить могут. Но год, год добровольно просидеть под землей!!! Он сам всего ничего тут, а уже чувствует непреодолимое желание выйти на свет. Как же они терпят? Неужели страх настолько силен?