— Отдых, — скомандовал еле слышно падающий от усталости Митро.
Все повалились рядом с ним. Жадно глотая свежий лесной воздух раскаленными от бега легкими, трое беглецов лежали на мягком лесном ковре.
Восстановив понемногу тяжелое дыхание, Митро, тяжело поднимаясь и словно не замечая Анаи, сказал Римасу:
— Так долго не протянем. Веди ее дальше.
Словно в подтверждение его слов, вой с новой силой окатил беглецов.
— Ты, видно, плохо узнал меня, братец, за эти годы! — Аная вскинулась на дружинника, словно волчица на свое несмышленое чадо.
Только больше не было перед ней братца по ее детским играм. Перед ней стоял во весь рост другой человек — давно уже выросший и ставший грозным воином. Она как-то сразу поняла, что не может лишать его этого мига. Она не властна более над Митро, он давно уже все решил, и оставаться с ним вместе — только делать его жертву напрасной.
Аная обняла его, прижавшись к железной груди, с надеждой посмотрела в твердые голубые глаза. Но только непоколебимую уверенность увидела она в них — ничего более не осталось в ставших вдруг такими незнакомыми очах.
Они уходили вдвоем, оставляя позади молча прощавшегося с ними Митро. Перед тем как нырнуть в заросли, Римас поднял вверх клинок, разлучаясь со своим другом и братом. Из-под личины шлема оставшегося воина он услышал его последние слова:
— Береги ее.
— Сберегу, — кивнул он и исчез в зарослях.
Митро постоял немного, прислушиваясь к удаляющимся звукам уходящих друзей: «Несите весточку в дом отчий! Летите быстрее птицы лесной! Бегите быстрее лани! Скорей!» Он остается. Не увидит более воин матушки, не услышит более слов своей любой Лонушки! Он остается! Хруст в кустах за спиной заставил его резко развернуться и выхватить меч из ножен…
За оленьим стадом легко было передвигаться. Широкая бескрайняя равнина растянулась до самого горизонта, в ней хватило бы голубого мха еще для многих таких стад. Они шли неторопливо, сплошным серым потоком, кормясь, ревя, испражняясь, оставляя за собой пустынную, будто перемолотую тысячами гусеничных тракторов, землю.
Уже началась вторая неделя путешествия. Ксандр легко шел рядом со стадом, двигаясь параллельно с ним на расстоянии пятисот или четырехсот шагов, почти вплотную к скальной гряде, тянувшейся вдоль безбрежной равнины. Ночевал среди скал, достаточно высоко над землей, чтобы избежать ночных неприятностей, которые могли доставить хищники. Запасы мяса пополнял, охотясь на отбившихся от стада телят. Старался растягивать мясной резерв, выходя на охоту только по необходимости. Среди скал он несколько раз наталкивался на чистые источники воды, весело бегущие среди камней. А в один из дней чуть было не напоролся на старых знакомцев — кабанью семью. Ксандр, забравшись повыше на скальный уступ, развалился на камнях, щурясь на солнце. Наслаждаясь теплом, он наблюдал за милым семейством «хрюшек», как он мысленно называл их. Глядя на семейную идиллию у подножия скалы, Саша благодарил Бога, к которому он, оставшись один, стал все чаще обращаться, что не догнал тогда кабанью стаю. Папаша cвин оказался громадным, размером с взрослого носорога, виденного парнем в городском зоопарке на экскурсии с классом. Здоровенные желтые клыки, как пара рогов автопогрузчика, торчали у него из-под нижней губы. Он легко вспахивал ими прогретую землю вокруг, оставляя глубокие борозды. Гора мышц и мяса, толстые коренастые лапы… Саша не выжил бы, встретив его тогда на открытом пространстве. И Дар не помог бы. Несколько самцов поменьше, роя землю и похрюкивая, кормились поодаль от «папаши». Самки, не имеющие клыков, своими влажными пятаками, словно несколько пылесосов, проходили следом за самцами, всасывая все остатки. Малышня, резвясь, попискивая и похрюкивая, вертелась вокруг, добавляя семейной идиллии красок и шарма.