Дед всегда держался молодцом, но не смог перенести смерти внука Андрюши. Андрей, мой двоюродный брат, мамин племянник. Мальчику едва исполнилось 13 лет, когда он умер от рака желудка.
Два внука — сначала я, а следом Андрей — были потеряны дедом при жизни. Смерть Андрюши стала страшным потрясением. У деда случился инсульт. Его парализовало. Он не мог не только двигаться, но и говорить, перестал узнавать родных. Но жизнелюбивый характер и воля взяли свое. Спустя некоторое время Андрей Аврамович пошел на поправку, даже начал интересоваться политической жизнью в стране. Как оказалось, напрасно. Потому что умер он возле телевизора. Последним словом дедушки было: «Фашист», брошенное в ответ на самозабвенную националистическую риторику главного славянофила страны Владимирна Жириновского. Конечно, Владимир Вольфович к «коричневой чуме» никакого отношения не имел, но вот то, что его телевизионная речь спровоцировала у моего деда — ветерана Великой Отечественной, еврея по крови, русского по духу — второй инсульт, тут уже ничего не изменишь.
* * *
Лифт, в котором меня поднимали, остановился на четвертом этаже. Я увидел дверь с табличкой «отделение костной патологии». В нее и втолкнули мою каталку.
Для меня это лечебное заведение ничем не отличалось от других больниц, в которых мне довелось полежать за недлинную жизнь. Более того, когда меня закатили в палату, где отныне мне предстояло лежать, показалось, я вновь попал в астраханскую Первую областную клиническую больницу. Все было похожим. Палата имела тот же размер и была рассчитана на четыре кровати, однако в ней, так же как и в астраханской, стояло пять. По две кровати располагались вдоль стен, и одна — прямо под окном — на нее клали новеньких.
Конечно, я не ожидал в общедоступном советском лечебном учреждении, даже с гордым наименованием «институт», никакого «европейского» уровня. У меня уже был опыт лежания в подобном институте — саратовском. Московский мало чем отличался от своего провинциального собрата. Во всяком случае, внешне. Меблировка, распорядок дня: время отбоя, подъема, приема пищи, различных процедур, операций, врачебных обходов, — все было точной копией того, к чему я привык за время своих «больничных университетов».
Хотя… Одно отличие все же имелось. В названии учреждения присутствовало прилагательное «Центральный» и это кое о чем говорило. А именно: здесь лечились больные из всех республик Советского Союза и тех, в основном, развивающихся стран, правительства которых были лояльны политике СССР. Наша палата тоже оказалась «интернациональной».