Давай-ка, поспи. Сон, он силу после ранения даѐт. Уж я-то это на себе испытал!
Эрг и сам почувствовал, что налившиеся свинцом веки тянут вниз, и, не в силах их
удержать, закрыл глаза и провалился в пустоту.
Барц отстал от отряда на въезде в город, заболтавшись с кем-то из встречных. Но
не надолго. Всего через полчаса копыта его коня застучали по мощѐной торговой
площади.
-Эй, господин Гук! -окликнул кто-то нордийца.
Барц завертел головой, выискивая человека, который знал его новое имя. А он
приближался не спеша, внимательно разглядывая купца.
100
-А, господин Отар! Давненько Вас не было видно!
-Да, знаете ли, пришлось повоевать, -кричал через толпу десятник, не делая ни
малейшей попытки подойти ещѐ ближе. -Нам с господином Хордом, командиром первой
сотни, довелось сто пиратов побить в низовьях Разбойницы.
Барц возмущѐнно затряс головой:
-Какая наглость! Мало того, что на море прохода не дают, так теперь ещѐ и на сушу
зарятся! Куда только в замке смотрят!
Отар скорчил кислую рожу.
-Ах, господин Гук, всѐ туда же и смотрят. Тут недавно самого Милтона Рейли
отловили. А знаете, кто его прикрывал? Один из поставщиков двора герцога,
приближѐнное лицо! Я скажу Вам по секрету, что господин Хорд кое-что откопал, бумажки интересные. И знаете, куда пиратские следы ведут? Десятник изобразил
загадочное лицо и, как бы скрытно, указал большим пальцем через плечо, в сторону
начавших бить башенных часов.
-Ох, простите, господин Гук! -спохватился рыцарь. -Мне пора. Служба!..
Счастливого Вам путешествия! Заезжайте ещѐ в Расс.
-Прощайте, прощайте, господин Отар!
Ни нордиец, ни рыцарь не были обеспокоены, что их разговор слышит десятка три
людей. Наоборот, оба старались кричать погромче, якобы, стараясь перекричать базарный
гвалт.
«Ну вот, -думал лже-Гук, подъезжая к условленному месту и поправляя седой
парик и накладную бороду, -Дело сделано. Пусть старина Расс теперь борется со слухами, а мне можно спокойно ехать в Крон.» И тут же рассмеялся про себя, не обращая внимания
на поджидающих его помощников: разве можно назвать спокойной ездой многодневную
выматывающую скачку?
Добиться чего-нибудь от Милтона Рейли было невозможно. В промежутки
времени, когда его разум светлел, он смеялся в лицо тюремщикам и молчал, отвечая лишь
на незначительные вопросы. Обычно такие часы просветления наступали днѐм. Но, как
только темнело, Рейли превращался в дикого зверя, отступающего лишь перед огнѐм. Он
видел перед собой одно: зловещую белую фигуру, грозную и бессмертную, ибо убивал еѐ
он уже десятки раз. Но видение являлось вновь и вновь, не позволяя уснуть измученному