Стихотворение, поднесенное Екатерине Сергеевне Бородиной ко дню ее рождения вместе с подарками.
В день светлый Вашего рожденья У Ваших ног — и поздравленья, И пожелания, и приношения Почтительнейше приношу И снисходительно принять прошу.
3 января 1881 года.
Эти шутливые строки Бородин написал в канун совсем нешуточных событий. Александр Порфирьевич часто повторял то в шутку, то всерьез, то в утешенье фразу из «Руслана и Людмилы»: «За благом вслед идут печали, // Печаль же радости залог…»
Наступил март месяц 1881 года, месяц многих печалей.
1 марта 1881 года — убийство Александра II народовольцами. Исполнительный комитет организации «Народная воля» требует пересмотра существующих форм государственной и общественной жизни. В ответ — террор, аресты, казни революционеров.
20 апреля — манифест о незыблемости самодержавия.
На русском престоле — Александр III. Волнения в стране продолжаются. Дабы пресечь брожение умов повсеместно и во всех сословиях, готовится «Положение о мерах к охранению государственной безопасности и общественного спокойствия». Ждут только подходящего момента для утверждения.
Таков ход событий и дел государственных. А независимо от них свершается повседневное течение жизни.
Газета «Голос», 20 марта 1881 года.
«По желанию многих друзей и почитателей покойного М. П. Мусоргского считаем долгом публично заявить следующее. Покойный М. П. Мусоргский, заболевший последнею своею болезнью, был помещен по ходатайству друзей в Николаевский военный госпиталь благодаря обязательной готовности главного врача Н. А. Вильчковского. М. П. Мусоргский находился в госпитале целый месяц и в продолжение этого времени бесконечно много обязан заботам и теплому участию доктора Л. Б. Бертенсона. Сестры милосердия Николаевского госпиталя выказали неустанную заботливость и сердечное сострадание, которое выше всяких похвал. Глубоко признательные за такое проявление сердечности и участия к больному, считаем обязанностью от лица друзей и почитателей покойного выразить публично искреннейшую благодарность администрации госпиталя, доктору Л. Б. Бертенсону и сестрам милосердия. А. Бородин, Ц. Кюи, Н. Римский-Корсаков».
РИМСКИЙ-КОРСАКОВ
Теперь глупо задавать самому себе вопросы: как? почему? Когда не доглядели, когда пустили эту ладью в плавание без руля и без ветрил? Деликатничали. Иногда дружеская деликатность вредна. Все видели, что Модест идет ко дну. Стасов говорил прямо: «Мусорянин кончит белой горячкой. Он окружен мерзавцами и пьяницами». Да, треклятый трактирный «клуб» затягивает, губит. Отчего теперь только мы вполне прозрели его одиночество? Без своего угла, без родных, близких. Вечная жажда сделаться необходимым, «своим», отогреться в чужом домашнем уюте. И кто только не пользовался его слабостью! Довели до нищеты, до безумия. Может быть, лишь в этот последний месяц он не был так одинок. Собирались около него все наши, и моя Надя, и сестра ее. Бородин едва ли не каждый день наведывался в госпиталь. И Модест по временам очень оживал, беседовал так хорошо. Вдруг — уходил в безумный бред. И опять возвращался к жизни. Седой, ослабевший старик… Старик, которому едва за сорок!