Его взгляд был полон ярости и надменности. Ее Доминик окончательно превратился в жестокого, безжалостного аристократа, которым, в сущности, всегда был.
— Ты была...
Арабелла замешкалась. На шее забилась жилка, напоминая об осторожности.
— Дурой, — наконец закончила она. Дурой, которая поверила в его ложь. Дурой, которая доверилась ему. — Ты получил то, зачем пришел сюда, Доминик. А теперь исчезни и оставь меня в покое.
— Чтобы ты могла спуститься вниз, в гостиную миссис Сильвер, и предложить бокал шампанского следующему клиенту, который, без сомнения, уже ждет? — В каждом слове сквозило презрение. — Я так не думаю.
«Да как он только смеет? — пронеслось у нее в голове. — Кто, черт возьми, дал ему право осуждать меня после того, что сделал сам?» В это мгновение Арабелла возненавидела Доминика с силой, которая угрожала окончательно лишить ее выдержки. Ей хотелось кричать, осыпая его ударами, выплеснуть весь свой гнев, отомстить за все, что он сделал тогда и сейчас. Но вместо этого она продолжала упрямо цепляться за тонкую нить самообладания.
Еще несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза, казалось, даже воздух начал сгущаться и шипеть от напряжения. Затем Доминик отошел и встал за спинкой одного из обитых черным кресел у камина.
— Присядь, Арабелла. Нам нужно поговорить.
Та упрямо покачала головой.
— Я так не думаю, ваша светлость, — произнесла она, испытывая гордость от того, как холодно и безразлично звучит ее голос, хотя в душе она дрожала как лист на ветру.
— Если тебя волнуют деньги, можешь успокоиться — я заплатил за всю ночь.
Доминик снова взглянул на нее, и в темных глазах замерцали искры.
Горло мучительно сдавило, словно в нем встал ком. Арабелла сглотнула несколько раз, но это не помогло. Она равнодушно смотрела в глаза Доминику, притворяясь, что не испытывает мучительного стыда и ее ничуть не затрагивает яростная буря эмоций, бушующая между ними.
Притворяясь, что ей нечего скрывать.
Он указал на кресло, за спинкой которого стоял.
— Присядь, Арабелла. После того, что только что произошло между нами, нет необходимости изображать оскорбленную невинность.
Его голос звучал сурово и жестко, лицо словно было вырезано из камня — более красивое и решительное, чем когда-либо. Арабелла знала, что Доминик не изменит своего решения.
— Будь ты проклят, — прошептала она.
Шрамы от душевных ран вновь заныли, словно не зажили до конца. Появление Доминика через столько лет, когда Арабелла поверила, что никогда больше его не увидит, разожгло в ее душе страхи, суть которых она только начинала постигать.