Я так не думала, и начала было говорить, что это именно мои мужчины сделали наши отношения возможными, идя мне на уступки, но, задумавшись на секунду, я вдруг поняла, что где-то на этой извилистой дорожке я и сама научилась принимать компромиссные решения. Быть успешной парой — это научиться понимать, чем ты готов пожертвовать, а на что ни за что не пойдешь; научиться уступать в нужный момент и стоять на своем, когда это необходимо; понять, что действительно важно, чтобы бороться за это, а что — для вас лишнее. Вы узнаете друг о друге все самое важное, все слабые места и болевые точки. Любовь заставляет вас изучить все ловушки и как от них можно избавиться, или обойти их.
— Возможно, — сказала я, — но сейчас нам надо работать. — Я похлопала его по плечу и ушла.
Мой телефон зазвонил саундтреком к мультфильму Чарли Браун[14], установленным на Зебровски. Он понятия не имел, что у меня стоял на него отдельный звонок, и спроси он у меня, я никогда не призналась бы в этом, потому что он был как поросенок, а его машина была хуже Свинарника в комиксе.
— Да, Зебровски, уже иду.
— Анита, они не говорят. И требуют адвоката.
— Они не могут требовать адвоката, — ответила я. — Они признали перед остальными полицейскими помимо меня, что наблюдали за убийством офицеров, и это делает их столь же виноватыми перед лицом закона, как учинившие кровавую расправу вампы. К убившим людей вампирам, смертная казнь применяется автоматом.
— «Кровавая расправа», как живописно, — протянул он, — но ты права. Они, кажется, не в курсе, что их права в соответствии с законом теперь отличаются от прав людей. Если бы это было просто похищение девочки, у них мог бы быть шанс на защиту.
— Но адвокат по делу об убийстве не предоставляется, — добавила я.
— Нет, — согласился он. — Но об этом я не упоминал. Если до них дойдет, что их просто казнят, то...
Он не договорил.
Я закончила за него:
— Им нечего будет терять, и они станут сопротивляться. Так бы поступила я на их месте.
— Знаю, — сказал он.
— А ты? — спросила я.
Он помолчал с минуту.
— Не знаю.
— Позволить кому-то убить себя куда труднее, чем это может прозвучать на самом деле, если у тебя есть другой выбор, — сказала я.
— Возможно, — произнес он, и его голос был вдумчивым, слишком серьезным для него.
— Что? — спросила я.
— Ничего.
— Я же слышу по твоему голосу, что что-то не так, Зебровски. В чем дело?
Он засмеялся, внезапно снова став собой, но следующие слова были не его.
— Просто я подумал, надеюсь, что ты никогда не закончишь по ту сторону закона.
— Ты хочешь сказать, что меня рассматривали бы, как плохого человека? — спросила я, и к тому же, это меня очень задело и разозлило.