Софроний засмеялся. Смех был искренним, и Руфин не замедлил к нему присоединиться. Толстый, измазанный слизью торговец рыбой с удивлением покосился на развеселившихся молодых людей. Руфин небрежно швырнул ему на лоток несколько медных оболов и приказал доставить свежую рыбу в дом, ближайший к храму Афины.
— Не извольте беспокоиться, светлейший муж, — радостно оскалился рыбный торговец. — Все будет сделано в точности, как вы приказали.
— Шельма, — усмехнулся Руфин и решительным жестом раздвинул толпу зевак, успевшую собраться вокруг лотка, невесть по какому случаю.
— Когда мы избавимся от всех этих дармоедов! — недобро глянул в сторону оборванцев Софроний. — Будь я префектом Константинополя, я бы в два дня выставил бы их из города.
— Какие твои годы, дорогой друг, — улыбнулся Руфин. — Уверен, что тебя ждет блестящее будущее.
— Спасибо на добром слове, патрикий, — обворожительно улыбнулся Софроний. — Остается только пожалеть, что не ты у нас император.
Впрочем, улыбка Софрония предназначалась вовсе не приятелю, а матроне, чей лик мелькнул из-за занавеса носилок, которые дюжие молодцы как раз в это мгновение проносили мимо застывших в почтительных позах молодых людей. Обычно жены знатных константинопольских мужей не стеснялись показываться на глаза простому народу, но у этой дамы, похоже, были свои резоны. Плотная материя отгородила матрону от глаз Руфина раньше, чем он успел ее опознать.
— Мне показалось, что это была Целестина, супруга патрикия Кастриция? — задумчиво произнес Руфин. — Или я ошибся?
— Возможно, — сухо отозвался Софроний. — Я плохо знаю эту достойную матрону.
У Руфина на этот счет были серьезные сомнения. Более того, он был почти уверен, что Целестину и Софрония связывают чувства не только дружеские.
— Но ведь ты бываешь в доме ее мужа? — вскинул бровь Руфин.
— Патрикий Кастриций — друг моего отца, — недовольно буркнул Софроний. — Я многим ему обязан. Мне бы не хотелось трепать попусту имя его жены.
Высокородный Кастриций был слишком близок к императору Юлиану, чтобы чувствовать себя спокойно при его завистливых преемниках. Однако к удивлению многих, волна репрессий, прокатившаяся по Константинополю и затронувшая едва ли не всех его знатных мужей, почему-то миновала роскошный дворец патрикия. Подобное великодушие императора Валента поразило многих. И многих заставило призадуматься. А иные уже начали кивать на Кастриция как на виновника своих бед и чуть ли не главного пособника магистра Петрония и комита Гермогена.
— А как себя чувствует сиятельная Фаустина? — спросил у Руфина Софроний, явно пытаясь отвлечь приятеля от опасной темы.