Лесная земля рванулась, полетела куда-то, ласково подхватив обессилевшее тело. Мимо и тревожного крика со стороны деревни, и рванувшегося со всех сторон жадного вопля «Харрррр, харррр!».
Не врасплох. Не успеете теперь. Не взяли.
И пробитое криками и ударами тетив утро рухнуло куда-то вниз. Мимо Живко.
Вскоре Мечеслав понял, что таится напрасно. Те, кто приходил в его село, ушли. Никто не возился над трупами, не крутил руки пленным. Не переступали с копыта на копыто кони, которых навьючивали награбленным. Избы кое-где ещё горели, потрескивая.
На улицах лежали тела. Мужики. Женщины в возрасте. Старухи со стариками. Младенцы с кровавыми ошметками на месте головёнок – у стен и под заборами. Дико и страшно – для него, уже знавшего, что такое смерть друзей, даже для него – было видеть сейчас эти застывшие лица. Лица, которые он помнил живыми.
Вот этот, смешной – Мшеница. Худое остренькое лицо свело яростью.
Да. Не только болью. Не страхом. В жилистых руках стиснуто селянское оружие – обожженный кол. Кол заляпан в крови. Смешной мужичок успел напоследок расплатиться – за себя, за родных, за своё село.
Худыка с двумя младшими сыновьями лежит в своем дворе. Так и не успели собраться вместе, в стену. Топор. Вилы. И обожженный кол.
Только нет времени смотреть. Там и здесь, в охваченных огнем хлевах и клетях ещё ревёт скотина. Мечеслав бегает по селу. Тушить – ни времени, ни сил на всё это пламя. Только распахивать загородки – и отскакивать в сторону, чтоб не сбили с ног перепуганные свиньи, козы, коровы.
Сын вождя спасает хрюшек с бурёнками. Сказать кому…
Лошадей нет. Лошадей увели.
И ещё – нет девчонок. И молодух тоже нет среди лежащих на земле тел. Или почти нет.
Вот… как же её звали? Нет, не вспомнить. Это же она тогда – «не буйны ветры, не буйны ветры повеяли, да повеяли»…
Дождались… незваных гостей.
У разжавшихся девичьих пальцев – недлинный нож в крови. Видать, сумела достать пытавшегося скрутить чужака так, что тот позабыл и про стройный стан, и про красивое лицо – про всё, что могло бы обернуться для него звонким хазарским серебром.
Надеюсь, ты выжил, тварь. Надеюсь, ты доживёшь до встречи со мною…
А потом, когда уже не осталось не выпущенной на волю скотины, словно дымное небо рухнуло на голову.
Ведь там, во дворе старейшины, должна была быть…
Бажера.
Бросился снова, прикрывая лицо от жара. Сердце отказалось биться, каменея в предчувствии мёртвого взгляда остановившихся любимых глаз.
Её не было…
– Харрр, кузна! Брасай дэрыва! Брасай! Жывай будэш, хароший хазаин найдом, э! Брасай, гаварю!