Правду сказать, обстоятельства, при которых праздновалась свадьба, были глубоко безразличны новой Мадам.[5] Пусть бы ее выдали замуж хоть под открытым небом и в чистом поле, пусть бы ее венчал сельский священник, – ей и это было бы все равно! Единственное, что стоило внимания в ее глазах, – это то, что она смогла наконец вложить свою трепещущую руку в руку Гастона. Когда наконец настало время чарующего одиночества вдвоем, она с потрясающей искренностью выдохнула:
– Я полностью принадлежу вам, дорогой мой господин!.. И я знаю, что отныне никакая сила в этом презренном мире не сможет разлучить нас!..
Принцесса явно недооценила ни людей, окружавших ее, ни события, которые вскоре должны были свершиться. Увы, только что заключенному союзу угрожала вполне реальная опасность. Все составляющие этой опасности можно было бы назвать поименно: король Людовик XIII, герцог де Ришелье, война, да и люди вообще. Все это выходило за пределы понимания молоденькой влюбленной принцессы, но тем не менее в очень скором времени начались неприятности.
Две недели спустя после свадьбы герцог Лотарингский был вынужден под угрозой оружия подписать с Людовиком XIII унизительный для него договор в Вике. Гастон, почувствовав, что жизнь в Нанси перестает быть такой уж безопасной, поспешил сбежать, даже и не подумав взять с собой жену. Впрочем, когда речь идет о личной безопасности, вряд ли кто-либо станет ждать, пока красивая женщина, пусть даже и любимая, упакует свои чемоданы и соберет свои безделушки. Гастон прыгнул в седло и, посоветовав Маргарите не забывать его, стрелой понесся по дороге, ведущей к Брюсселю.
Потеряв всякую надежду на лучшее, почти больная от тоски, охватывавшей ее при мысли, что ужасные стражники кардинала могут быть расставлены по оврагам близ Нанси, чтобы подстеречь, схватить и повесить ее ненаглядного Гастона, Маргарита, плача, смотрела вслед мужу. Гастон слишком торопился, чтобы оглянуться и увидеть белый платок, трепещущий в руке Маргариты. Сигналы этого любовного телеграфа, к которому прибегают нежные сердца в минуту расставания, остались без ответа.
Герцог Карл, который также присутствовал при этом бесславном бегстве вместе со своим братом, кардиналом Франциском Лотарингским, смотрел на происходящее совершенно по-иному. Он теребил бороду, прислушиваясь к цокоту копыт, обрушившихся на каменные мостовые его славного города.
– Интересно, – сказал он, помолчав, – правы ли мы были, дав согласие на ваш брак с ним, сестрица?.. А главное – так быстро…
– А почему бы, скажите, пожалуйста, вам было не дать согласие на наш брак?