— Так не бывает, — сказал дядя.
— В том-то и дело! За нашу встречу! Трень-трень, — стукнулись рюмки. Папа и дядя
замолчали. Потом папа сказал:
— Что ни говори, а есть в ней что-то такое..
— Она антибиотик, — ответил дядя.
Я посмотрел на маму. Она стояла, прислонившись к двери. Глаза ее были закрыты. Она стояла так, будто у нее что-то болело внутри. Дядя Тиша больше не смеялся и не поднимался на цыпочки. Он тоже стоял у двери, и мне показалось, что коротышка дядя стал еще меньше, еще короче, может быть оттого, что втянул свои ручки в рукава пиджака, будто ему было холодно.
— А у тебя не будут «неприятности из-за того, что ты сегодня не выехал в командировку? — спросил дядя,
— Опоздаю ла день, подумаешь, важность! — ответил папа. — Потеряю на билете тридцатку,
.— Деньги — тлен, — сказал дядя. — Махнем еще по одной.
Опять послышалось трень-трень, и папа сказал, что соленый огурец самый лучший овощ на свете и горчичка тоже хороша.
— Ну, выкладывай, как ты живешь? — спросил
дядя.
— Как кум королю и сват министру.
— А если без шуток?
— Жалованье не ахти, но жить можно,
— А женка?
— Женка у меня хорошая, — сказал папа. — Тут-то, брат, я не ошибся.
— Красивая?
— Очень интересная.
— Моя тоже фигурная женщина, — вздохнул дядя. — Вот из-за этого у нас <не ладится.
— Нет, на этот счет я спокоен, — сказал папа.
— Тогда это большое счастье, — еще раз вздохнул дядя.
— Главное, что я спокоен, — сказал папа. — Других из-за этого в командировку не выгонишь. А я спокоен. Мы живем со своей старухой душа в душу. Просто замечательная у меня женка. И сын у меня парень что — надо. И дочь институт кончает. Но женка у меня замечательная.
— А ты сам на сторону не поглядываешь? — спросил дядя.
— Это исключается, — сказал папа. — Аусге-шлоссен! Я, может быть, не такой уж хороший человек, есть у меня разные пятнышки, могу, где надо, словчить, а тут нет. Тут исключается. Тут у меня чисто. Стерильно! Это потому, что женка у меня замечательная. Выпьем за ее здоровье!
— Пусть она живет тысячу лет! — сказал дядя. Я посмотрел на маму. "' Вид у нее был такой,
будто она упала лицом вниз в крапиву. На лице у нее были красные пятна. Дядя Тиша тоже стоял красный, словно ему в лицо плеснули горячую воду.
Опять тренькнули рюмки. Я уже устал стоять в своем углу. Папа и дядя все говорили. Они никак не могли наговориться. Папа не слыхал, что Сенька стал профессором, а дядя не знал, что Петра Ивановича реабилитировали. Папа свистнул, когда дядя сказал, что Савка уже консул, зато дядя заохал, когда узнал, что Лешку проработали. Потом они начали перебивать друг друга: а Гошку повысили, а Яшку перебросили, а Танька растет, а Данила далеко не пойдет, а Мйшка свое возьмет, а Сема уже не подымется, а Митя держится за свою жену, а Пашка за свой «ЗИЛ».