Кое-что о Васюковых (Шатров) - страница 24
Потом они немного помолчали, и папа сказал:
— А водки все же не хватило! Придется сбегать за подкреплением!
— Я с тобой! — сказал дядя.
Они вышли из комнаты. В передней хлопнула дверь. Тут мама очнулась.
— Слава богу, — сказал дядя Тиша.
— Слава богу, с Лава богу, — передразнила мама. — Нужны мне были ваши ухаживания! Ах, эта прядка! Эх, эти лучики! Идиот! Сексуальный тип!
Дядя Тиша не ответил маме. Он выбежал из комнаты. Он побежал, высоко поднимая коротенькие свои ножки, как бегун на гаревой дорожке. Мама вышла за ним. Я выбрался из-за шкафа. Я начал думать, что мне теперь делать, но так ничего и не придумал. Пока я думал, вернулся папа с дядей. Они опять сели за стол. Я залез на кровать.
— Между прочим, — сказал папа, — куда девался мой сын? Неужели он уже спит?
Когда папа вошел в ком<нату, я закрыл глаза.
— Что с тобой, сыночек? — тихо спросил папа. — Ты не заболел? Почему ты спишь одетый?
Я ничего не ответил/Раздался звонок. Это вернулась мама. Папа рассказал ей про мой сон. Мама испуганно посмотрела на меня. Я молчал. Молчала и мама. А вечером, когда я лежалГ в своей кровати, она подсела ко мне и тихо спросила:
— Где ты был тогда, сыночек?
Я показал глазами на угол за шкафом.
Мама ничего не сказала. На глазах ее показались слезы. Она приложилась щекой к моему лбу и прошептала:
— Хороший мой мальчик! Умница!
Я натянул одеяло на голову. Я не мог заснуть. Передо мной стоял дядя Тиша. Он стоял на цыпочках, вытягивая голову. Мама смеялась таким смехом, будто полоскала горло шалфеем. Тренькали рюмки, и дядя Тиша вздрагивал, словно его били линейкой по коленкам. Лицо у мамы было виноватое. И я подумал, что люблю маму, очень люблю свою маму, но с этого дня, быть может, я буду любить ее чуть меньше, чем раньше.
У меня нет внутреннего мира…
Мы сидели в классе и писали под диктовку слово «корова», Лешка Селезнев не знал, как его писать, и вертелся на парте, будто ворона на заборе, Я бросил ему записочку, а она не долетела. Лешка ногой начал потихоньку придвигать ее к себе, пока это не заметила Клавдия Николаевна. Она всегда все замечает, будто у нее три глаз^ как у бога, которого я видел на снимке в учебнике,
— Кто это бросил? — спросила она и подняла записку.
Тут Танька Сабантеева начала смотреть на меня и хихикать, и фыркать в передник, и давиться от смеха, и это опять заметила Клавдия Николаевна. Я показал Таньке под партой кулак и сказал!
— Это я бросил!
Клавдия Николаевна прочла записку.
— Что ж, Петя, — сказала она. — Ты написал правильно. Но зачем ты помогаешь товарищу исподтишка? Разве это хорошо? Пойди к нему домой, позанимайся с ним. Вот это будет настоящая помощь!