Мой страх оказался оправданным. Когда я коротко изложил происшедшее, глаза Петерса остекленели, лицо почернело. Он принялся колотить кулаками по стене, ругаясь самыми жуткими ругательствами. Пока он кричал, я отошел в самый дальний угол — не ведая, как долго он будет бесноваться и не обратит ли свою слепую ярость на меня.
Но ему хватило минуты, чтобы взять себя в руки. Я подошел поближе к нему.
— Ах, Эдди, — сказал он. — Она была такая крохотная, такая беззащитная. Кому она мешала? Что ж, я не успокоюсь, пока этот человек не умрет — а это случится скоро. Я отправлю его туда, где ему и следует быть, в геенну огненную.
Я хотел сочувственно тронуть товарища за плечо, но передумал — в таком настроении к нему лучше не подходить.
— Слушайте, — сказал я, — ее вы не поднимете из могилы тем, что кинетесь в покои принца и позволите лучникам сделать из вас подушечку для иголок.
Пока я говорил, он схватил кирпич и сжал его в руке. Послышался скрежещущий звук. Петерс разжал кулак. На пол посыпались осколки кирпича.
— Да вы слышите меня или нет? — не унимался я, мысленно перекрестившись, чтобы Петерсу не пришло в голову проделать с моей рукой то, что он проделал с кирпичом. — Вы всем силачам силач — ну и что? Стрела одинаково быстро останавливает сердце и хлюпика, и Геркулеса.
— Ты прав, парень, прав. Ох как ты прав, — забормотал он. — Не бойся, я его прикончу с умом. Я пошлю миледи хоть дюжину принцев, чтоб ихние призраки были у нее на побегушках. Ты прав…
Он стремительно вышел из нашей комнатки и двинулся в южном направлении.
Я хотел было догнать его, но Петерс произнес суровым голосом, водружая парик из медвежьей шкуры на свою лысую голову:
— Нет, нет, Эдди. Предоставьте мне действовать самому — так оно будет лучше. Вот увидите.
Судя по всему, он провел ночь, забившись в одну из келий. Я проходил по коридорам южного здания — и слышал откуда-то то плач, то заунывное пение.
Он не только плакал и пел. Он и думал. Из того, что за этим последовало, я понял, что Петерс нашел верный ход — снова воспользоваться своей личиной шута.
На следующий день он изложил мажордому принца идею нового развлечения: дескать, сделаем вид, что в крепости вырвались из цепей восемь орангутангов, которых комедианты готовили к представлению, — мужчины здорово перетрусят, а дамы — кто развизжится, кто шлепнется в обморок. Словом, первосортная потеха!
Надо просто переодеть в мохнатые костюмы восьмерых здоровых мужчин, чтобы они напоминали обезьян, и сковать их попарно цепями. По сигналу они ворвутся в пиршественный зал, начнут буйствовать и вопить обезьяньими голосами. Как пить дать, кто-нибудь из принцевых гостей в штаны наложит от страха!