– Если тебе нужны обезболивающие, я могу с кем-нибудь поговорить.
Она покачала головой.
– От них у меня туман в голове, а мне нужно подумать. Опять же, с ними трудно контролировать эмоции. Вчера я поругалась с отцом и матерью.
В палате стоял только один стул – если не считать за таковой унитаз в углу, – поэтому я сел на кровать.
– Старшая сестра ввела меня в курс дела. Судя по тому, что она подслушала, ты имела полное право сорваться.
– Возможно, но какой в этом прок? Мама никогда не изменится. Она может часами говорить о том, что при родах я едва не убила ее, но на других ей наплевать. Ей недостает такта, а еще больше чего-то другого. Как-то это называется, но я не могу вспомнить.
– Сочувствия?
– Да. И у нее очень острый язык. Долгие годы она хлестала им отца. И теперь он редко раскрывает рот.
– Тебе больше не обязательно видеться с ними.
– Я думаю, мне придется. – Мне все меньше нравился ее спокойный, отстраненный голос. – Мама говорит, что они приготовили мою прежнюю комнату, а больше мне идти просто некуда.
– Твой дом в Джоди. И твоя работа.
– По-моему, мы об этом говорили. Я собираюсь написать заявление об уходе по собственному желанию.
– Нет, Сейди, нет. Это очень плохая идея.
Она попыталась улыбнуться.
– Ты говоришь, как миз Элли, которая не поверила тебе, когда ты сказал, что Джонни опасен. – Подумала, потом добавила: – Разумеется, я тоже не поверила. До самого конца вела себя как дура, да?
– У тебя есть дом.
– Это правда. И платежи по закладной, которые я вносить не могу.
– Я заплачу.
Это до нее дошло. На лице отразился шок.
– Ты не сможешь!
– Если на то пошло, смогу. – И смог бы, во всяком случае, какое-то время. А при необходимости я мог рассчитывать на Кентуккийское дерби и Шатогея. – Я переезжаю из Далласа и буду жить у Дека. Арендной платы он с меня не берет, так что появятся деньги для выплат по закладной.
Слеза, собравшаяся на ресницах правого глаза, задрожала.
– Ты не понимаешь. Я не могу заботиться о себе, пока не могу. И ухаживать за мной нигде не будут, кроме как дома, где мама наймет медсестру, чтобы та помогала с самым сложным. У меня еще осталась гордость. Не слишком много, но осталась.
– Я позабочусь о тебе.
Она уставилась на меня широко раскрытыми глазами.
– Что?
– Ты меня слышала. И когда дело касается меня, Сейди, ты можешь засунуть гордость в то самое место, куда не заглядывает солнце. Так уж вышло, что я тебя люблю. И если ты любишь меня, то должна перестать нести бред о возвращении домой к своей крокодилихе-матери.
Ей удалось выдавить из себя улыбку, а потом она замерла, задумавшись, положив руки на укрытые больничным халатом колени.