не сказать – пропагандируются.
КИСЛО-ПТИЧКИН: Это законы книжного рынка. Вводя какие-то ограничения на
потребление литературы, мы рискуем породить цензурный аппарат.
ВЕДЕНЯПИН: Напомню, что цензура в вашем случае незазорна – вы ведь
самоустранились как автор.
КИСЛО-ПТИЧКИН: Гистрекуц. Это, в конце концов, смешно.
ВЕДЕНЯПИН: А, по-моему, это порочный круг. От продаж книги зависит материальное
благосостояние писателя. Издательство заинтересовано в самом широком распространении
книги и не брезгует ничем. По капиталистическим законам можно пропагандировать и
продавать, что угодно, даже вредоносные вещи, лишь бы это приносило выгоду.
Журналисты трубят на всех углах о том, что вы – народный писатель, что вы диссидент – а
русские, как известно, с уважением относятся к притесняемым властью. СМИ также
утверждают, что народ ваши произведения читает с большим удовольствием, что тиражи
растут и что вы – популярный, массовый автор. Оправданно ли это? На мой взгляд, мы
имеем дело с искусственным разжиганием интереса – созданием легенды. И вам, и
издательству, и журналистам очень хочется, чтобы это было правдой, потому что это ваш
хлеб. СМИ требуются герои для роста тиражей, издателям нужная реклама для большего
спроса и прибыли, вам просто нужны деньги.
КИСЛО-ПТИЧКИН: Вы мне слово дадите вставить?!
64
ВЕДЕНЯПИН: Вы уже вставили, что могли. Господи, этот трупный запах в студии
становится просто невыносим! Вы что-нибудь с ним сделаете? Источник ищите, болваны,
источник! Так о чем я? Ах, да. Я утверждаю, что ваша популярность – это миф, который
вечно наивная и падкая до сенсаций аудитория принимает за чистую монету.
Ознакомившись с любым вашим романом любой дурак скажет, что получать удовольствие и
испытывать острую нужду в произведениях такого рода могут только психически
неуравновешенные люди. Нормальному же читателю хватит либо самого беглого
ознакомления, либо одной вашей книги, прочитанной целиком. С другой стороны, я
признаю, что умозрительное наслаждение от всех ваших произведений могут получить
интеллектуалы и критики, коих меньшинство, а удовольствие это заключается в поиске
глубинных смыслов и смаковании треклятых художественных достоинств. Никто и никогда
не убедит меня, что ваши произведения могут стать массовой, популярной литературой,