неприглядные герои своих баек именно Бога. Критиковал его действия, ставил под сомнение
39
божественность его происхождения, иронизировал по поводу вечности и бесконечности
Бога, насмехался над ясностью его абсолютного ума. Тщеславный был тип. Когда он
устраивал свои радикальные спектакли, многие смеялись, но не над шутками, безвкусными
и, по сути, совершенно не оригинальными, а над самим рассказчиком – как он упивался
мнимым успехом, как рассчитывал достичь его столь недостойной ценой, как, ослепленный,
сам рыл себе яму.
Вскоре это стало переходить все мыслимые границы, и жалкого шутника попросту
выставили из университета, без объяснений, без направления на один из низших уровней и
полагающихся в таком случае не лимитированных командировочных. Короче говоря,
наказали за самонадеянность, не приличествующую его статусу и вообще кому-либо из
нашего круга. По той же причине никто не предостерегал его во время хулиганских
рассказов и не напоминал, чем все это может закончиться. Если уж заложена в тебе тяга к
саморазрушению – ни слова друзей, ни увещевания родителей, какими бы разумными они ни
были, не помогут. В общем, спился наш клоун-революционер, бомжует где-то на задворках,
чудовищно воняет, ни с кем не общается и главное – не желает видеть собственной глупости,
хотя для всех здесь она очевидна.
Ты спросишь, зачем я пересказываю тебе эти университетские истории и какая от них
польза, если для тебя-то истина отнюдь не очевидна? Но мне нравится с тобой общаться. Как
бы порой меня не выводили из себя твои выходки, а по большей части полное бездействие –
мне все равно нравится делиться с тобой кое-какими мыслями и наблюдениями, даже минуя
тот факт, что ты меня совершенно не слышишь. Да слышишь на самом деле – когда кошки
на сердце скребут, когда под ложечкой сосет, когда в ушах неожиданно раздается слабый, но
настойчивый звон, и когда у тебя болит совесть – ты слышишь меня.
Ладно, завязывай, хватит реветь, вытирай слезы и не скули – мама все равно не придет, а
лежать на полу калачиком до скончания веков я лично не позволю. Да, больно, да, противно,
но насколько мне известно, так всегда бывает после того, как над тобой потрудились четыре
отмороженных бугая: как же иначе? у них ведь такие невероятные кулачища, конечно,
больно. И это все, между прочим, пройдет – абсолютно все раны зализываются. Однако если
ты не возьмешься за голову и не предпримешь, как требуется, что-нибудь до следующего