— Кто-то собрал об этом подробные сведения, — заключил Даниель, — и теперь распространяет ложь, будто мы чеканим деньги!
— Мы знаем, кто распространяет — мы только что с ним разговаривали, — сказал Мальборо. — Не важно, откуда пошёл слух.
На это Даниель ничего не ответил из-за внезапного мучительного осознания, что слух мог пустить Исаак.
— Важно — очень важно, — что в этой истории замешаны два члена казначейской комиссии, — продолжал Мальборо.
— В чём замешаны?! В научном эксперименте?
— В чём-то сомнительном.
— Если невежды считают его сомнительным, я бессилен что- либо тут исправить!
— Вы в силах исправить то, что вы в нём замешаны.
— О чём вы, милорд?
— О том, сударь, что ваш эксперимент окончен. Его надо прекратить. А как только он прекратится, официальные лица, облечённые доверием и короля, и Сити, придут в Клеркенуэлл-корт, в Брайдуэлл, в подвалы банка, осмотрят их и не найдут ничего упомянутого мистером Чарльзом Уайтом.
— Остановить эксперимент можно в любую минуту, — сказал Даниель, — но свернуть всё и спрятать следы невозможно ни за день, ни за неделю.
— Так сколько времени это займёт?
— На двадцать девятое октября, — начал Даниель, — назначено испытание ковчега, казнь Джека-Монетчика и устранение всех сомнений в надёжности королевской монеты. Не позднее этого числа, милорд, вы сможете посетить указанные места с любым количеством инспекторов, какое вам будет угодно привести, включая даже самого сэра Исаака. Обещаю, что вы не найдёте ничего, кроме тамплиерских гробов в Клеркенуэлле, пакли в Брайдуэлле и английских гиней в банке.
— Хорошо, — сказал герцог Мальборо и зашагал прочь. По пути он остановился, чтобы отвесить поклон молодой даме, идущей через террасу: принцессе Уэльской.
— Доктор Уотерхауз, — сказала Каролина, — мне кое-что от вас надо.
Дом Роджера Комстока
3.30 ночи, четыре дня спустя (22 сентября 1714)
Не успел Даниель войти в парадную дверь, как к нему крепко прижалось самое обворожительное тело в Англии. Он не в первый раз задумался, каким был бы мир, соединись в одном человеке красота Катерины Бартон и ум её дядюшки. Немногое отделяло её тело от его: поднятый с постели срочным известием, Даниель приехал в ночной рубашке. Мисс Бартон была в каком-то тончайшем одеянии, которое он увидел на миг, прежде чем она к нему приникла. От неё хорошо пахло, чего в 1714 году добиться было нелегко. Даниель почувствовал, что у него встаёт впервые с… ну, с тех пор, как он последний раз видел Катерину Бартон. Исключительно некстати, потому что она была вне себя от горя. Такая женщина не может этого не заметить, как, впрочем, и не должна превратно истолковать.