— Марко, нам надо идти, — окликнул он напарника — в основном для того, чтобы привести его в чувство. Марко дернулся, явственно не веря в него как в старшего и контролирующего происходящее. Но все же нагнулся подобрать с пола рюкзак.
Легкое движение в сторону лестницы. Алексей, будто развлекаясь, преградил дорогу. Сложный парный танец — турдион? — надо повторять движения партнера. За столом разом случилось некоторое шевеление, взгляд краем глаза подтвердил — они поднимались на ноги, Старлей — особенно медленно, почему-то помогая себе обеими руками. Сейчас будет, сейчас все будет, еще бы, вон сколько помощников привел, неспроста же. Только сегодня днем, на дневной стороне жизни Андрюха пел — «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались».
Наполняющий все тихий водяной гул. Зеленая труба, синяя труба. Вентили и краны. Облезлая очень широкая труба. Не гул, нет — не пение труб — ее пение: дама Сфортуна, королева низкой части жизни, в кои-то веки в голос пела, вела вокальную партию. Она искренне веселилась, и от ее веселья кости Гильермо стонали в его плоти.
— Боюсь, я ничем не могу вам помочь, — Гильермо говорил нарочно громко и четко, чтобы заглушить этот гул — и раковинный гул нереальности. Из наклоненного стакана немного жидкости выплеснулось на пол. Бетон не впитал ни капли.
— Выбор Татьяны — это ее святое право. А данные обеты нельзя обратить назад.
(Пытайтесь уговорить ее по окончании срока, едва не сказал он, перехватив слова уже на выходе: нельзя дать ему знать, что это не окончательно. Нельзя дать ему — такому — ни малейшего шанса приблизиться к ней!)
Впервые «сумасшедший Наполеон» думал о ком-то больше, чем о себе — и жар гнева, поднимавшийся к самым глазам, был гневом за Татьяну. В любой другой момент он понял бы, что молится; но тем чище была молитва.
— Отпустите нас, — сквозь кровяную вату в ушах послышался голос Марко. Никогда еще он так не коверкал английских слов — и Гильермо даже удивился, что замечает такие мелочи. Но мудрость Марко он тоже оценил — тот ни словом не собирался выдавать, что понимает по-русски. Впрочем, он был почти что искренен: такого русского языка ему, воспитанному на сказках Пушкина, не приходилось слышать во Флоренции. Марко и впрямь не понимал половины слов, догадываясь только о слишком уж очевидном общем смысле. — Вы не имеете права. Вы будете отвечать перед законом. Мы — иностранные граждане.
— Чего конкретно вы от нас хотите? — Гильермо нарочно смотрел на переводчика, не отрывая взгляда от его смятенного лица, чтобы не видеть других глаз — бывших на уровне его собственных.