– Вернись во дворец Полиба. Он – твой отец.
– Ты же говорил…
– Говорил.
Ложь причиняла ему боль. Мертвое сердце трещало, готовое разорваться, но Аполлон прижал к груди кулак, уговаривая себя потерпеть. Ради брата. Вдруг удастся его спасти? Он ведь невиновен! Он знать не знает о мятежной Лето, что жила лишь надеждой на мщение. И о царе, убитом его же рукой. И о том, что случилось давно и забыто…
Тень положила руки на плечи Аполлона, облегчая его боль.
– Вернись, – прошептал он, чувствуя, как силы оставляют его тело. – И тогда обманешь судьбу… он – твой отец. Я… солгал.
Он упал на серые от пыли камни, и кифара раскололась от удара.
– Помогите! – Эдип рухнул на колени, прижался ухом к груди путника. В ней медленно, тяжело переваливалось, стучало сердце. И руки Аполлона были теплыми, травинка, поднесенная к губам, зашевелилась.
– Помогите!
Он был тяжелым, этот странный человек, желавший добра Эдипу. Он раскаялся во лжи, сказанной им тогда, у костра, и тем заслужил прощение. Но он не знал о пророчестве пифии, и теперь Эдип понимал лучше, чем прежде, – нельзя ему возвращаться.
Он любит своего отца. И мать, которая, наверное, клянет беспутного сына. Эта любовь не позволит ему переступить порог их дома. Суждено ли Эдипу скитаться вечно? Пусть так. Но отец его останется жив. И мать избежит позора. Цена неважна.
– Вашему брату плохо? – Мягкий женский голос окликнул Эдипа. – Ему нужна помощь?
– Брату?
А ведь и правда – они похожи. Светловолосы оба, синеглазы, и черты лица путника оттого знакомы ему, что видел Эдип это лицо прежде – в зеркале металлическом. Должно быть, веселились боги, даруя разным людям подобное сходство.
– Он не брат мне. Просто – человек.
– И вы жалеете незнакомого человека? – Женщина вышла из круга своих подруг. Драгоценный камень в богатой оправе. Она выделялась среди прочих, как выделяется Луна среди звезд и звезда на розовой щеке зари. Стройная, темноволосая, она уже перешла пору хрупкой молодости, но и до старости ей было еще далеко.
– Он – хороший человек. И… простите, госпожа, но мне надо найти врача.
– В моем доме есть врач. Эй, пусть подадут носилки для раненого! Как зовут тебя, добрый юноша?
– Эдип. Смею ли я узнать ваше имя?
– Иокаста.
Царица Фив. Прекраснейшая из прекрасных, чья кожа мягка, как лебединое перо. И в темных волосах ее еще нет седины. Стан ее тонок. Руки – легки. И, глядя ей в глаза, пьянел Эдип. Его переполняли странные желания – смеяться хотелось, плясать и петь, говорить всем и каждому, что нет под солнцем Эллады женщины более прекрасной, чем царица Иокаста.