Гроб выбрали солидный, дубовый, какого-то абсолютно роскошного багряного оттенка, с атласной обивкой и кружавчиками. Далматов был против кружавчиков, но, поскольку формально он умер, Саломея не стала его слушать. В конце концов, это – ее мелкая месть за его нынешнюю авантюру.
Странно, что Муромцев ее поддержал.
– Меня выгонят, – сказал он вечером и потер ладонью небритый подбородок. – Определенно, выгонят. И что тогда?
– Пойдешь привидения ловить.
– Тоже дело.
На этом обсуждение авантюры и закончилось. Слабые протесты Саломеи были подавлены в зародыше. Ей вообще отныне протестовать не полагалось, но надобно было делать вид женщины, исполненной скорби. Ну, или хотя бы печали.
А еще и гроб выбирать… Цветы…
«Покойный» оказался на редкость привередливым.
Похороны проходили в тесном, почти семейном кругу. Строгий Степан Игнатьевич – в черном костюме, с черным галстуком. Муромцев, присутствовавший вроде как по делу. Саломея.
Рената. Евдокия. Павел. Скорбящее семейство воронов.
– Дорогая, – сказала Рената, протянув Саломее букет роскошных лилий. – Я услышала о случившемся и решила, что тебе нужна поддержка семьи. Конечно, мы тебе чужие люди, но и одной оставаться в такой день не стоит.
– Спасибо.
Лилии воняли смертью.
Аполлон появился последним. Строгий костюм был ему к лицу. Он стоял рядом, бережно поддерживая ее под локоток, уговаривая не плакать – с таким искренним сочувствием, что у Саломеи моментально слезы на глаза навернулись.